Избранное

Скоп Юрий Сергеевич

Высокий, костлявый Гимов сконфуженно вытер вспотевший лоб большим клетчатым платком и скривил тонкие губы, страдальчески реагируя на хохот и подначки вокруг.

— Я вам, Виктор Викторович, вот что могу посоветовать… — очень серьезно начал Студеникин. — Начинать с полотенца…

— Что с полотенца? — покосился недоверчиво Гимов.

— Все. По утрам перед работой берите обыкновенное полотенце, посильнее его мочите под краном и выжимайте. Сперва по часовой стрелке, после против. Ужасно помогает развитию бицепсов и трицепсов. За совет денег не беру. Бесплатно

от сердца отрываю. Пользуйтесь и освободите стульчик. Кто следующий?

Гимов мешковато встал со стула и с трудом пролез сквозь хохочущее окружение.

— Смелее, смелее, товарищи! — призывал Студеникин, одаривая всех открытой улыбкой. По тому, как он пользовался этой улыбкой, можно было догадаться, что пользоваться своей улыбкой Студеникин умел. И вообще он производил весьма приятное впечатление: широкоплечий, широколобый, белозубый, веселый. — Да неужто перевелись на «Полярном» Калашниковы или, как их там, Кирибеевичи?

— Не шуми, не шуми. Не перевелись… — На стул против Студеникина уселся Скороходов, секретарь парткома, рыжеватый, скуластый мужчина. — Думаешь, ухряпал главного экономиста — так и все? Не-ет…

— Фью-у… — присвистнул Студеникин. — Вот это да! Коммунисты, вперед? Правильно, Сергей Антонович… Тем дороже будет и памятней победа.

— Это мы сейчас еще поглядим. Давай лапу.

Студеникин охотно приставил свой локоть к локтю Скороходова. Они обхватились ладонями. Напряглись. Закраснели лицами. Рука Скороходова было дрогнула и стала клониться, но он тут же с трудом выправил положение и в свою очередь пошел в наступление…

— Мо-ло-дец, парторг… — похвалил, кряхтя, Студеникин. — Первый… раунд… твой. Зато… второй… — Под белой рубашкой Студеникина вспухло обозначился плотный бугор мускула…

— Партком, держись!

— Конец… — злорадно хихикнул Гимов. — Не долго мучилась старушка, запутавшись в высоковольтных проводах… — Он ухватил вилкой ускользающий по тарелке грибок.

Несколько мгновений Скороходов еще пытался восстановить вертикаль, отчего руки обоих задрожали, но… это ему не удалось, крен увеличился, и Студеникин дожал руку парторга.

— Твоя, твоя взяла, Альберт Анатольевич, — отдуваясь, сказал Скороходов. — На тебя бы Кряквина натравить…

— А что?.. Можно и Кряквина… — небрежно подхватил Студеникин и тут же, прочитав во взгляде Скороходова что-то насторожившее его, заметно изменил интонацию. — Жаль, конечно, что Алексей Егорович так занят и не смог прийти, а то бы… — Он со шлепком поправил на себе яркие импортные подтяжки.

Скороходов, прикрывая губы ладонью, усмехнулся: он-то был в курсе настоящей причины отсутствия на проводах главного инженера, заходил к нему в кабинет сегодня. «Обойдется, — сказал Кряквин и с сердцем добавил: — Баба с воза — кобыле легче…»

Студеникин приехал в Полярск после окончания института и проработал на комбинате ровно пять лет. Был он сыном заместителя министра, и это заметно облегчило ему продвижение по служебной лестнице. Минуя почти обязательные для начинающего горного инженера-практика должности рядового мастера смены и начальника участка в

подземке, Студеникин сразу же осел в управлении: сначала в отделе техники безопасности, затем в НОТе, а потом и оказался на Нижнем. С этого рудника тогда как раз ушел Кряквин, так что Студеникин, приняв от него отлаженное и нацеленное на длительный технический эксперимент хозяйство, тут же и приступил к сочинению кандидатской диссертации…

«Ни хрена… — еще тогда сказал Кряквин, — пускай себе хоть басни пишет… Быстрее смотается отсюда. Такую породу другим транспортом не вывезешь…»

— Может, еще желающие имеются? — с улыбкой спросил Студеникин.

— Хватит уж тебе, Алик, — провела по его лбу платочком Люба, жена — полноватая, жгучая брюнетка.

— Это почему же хватит, Любаша? Мы же с тобой Полярск-то, считай, навсегда покидаем. В Москве не с кем будет так вот тягаться. Не с профессорами же там институтскими… А уезжать, Люба, надо с победой.

— С чем, с чем?

Все оглянулись. Возле входа, привалившись к стене, стояли Тучин и Беспятый. Оба примерно одинакового роста, только Беспятый округлый, с брюшком, с совсем почти лысой головой, так — пушится белесо что-то, а Тучин — худой, с высушенным, темным лицом, на котором обвисли густые усы.

— Кто-то что-то сказал? — улыбнулся Студеникин. — Или мне показалось?

— Сказал, сказал… — подтвердил Тучин, направляясь к столу.

— А-а! — разом выдохнула компания: человек двадцать собралось в банкетном зале.

— Штрафную им!

— Мне сухого, — твердо сказал Тучин, оглаживая ладонью усы.

— А мне чего помокрее, — пробасил Беспятый.

Им протянули бокалы.

— Речи пусть скажут!

— И без бумажек…

— Скажем, скажем, — поднял руку Тучин. — Только уймитесь. Значит, так… Перво-наперво просим извинить за опоздание. Дела… А выпьем мы… за коллективный отъезд Студеникиных. И пожелаем им, значит, счастливой дорожки в столицу… Так, Егор Палыч?

— Неизбежно, — невозмутимо кивнул Беспятый.

Компания ревниво проследила — до дна ли выпили опоздавшие, а когда они выпили, Студеникин, радушный, широкий, с ехидцей поинтересовался:

— Так о чем вы давеча спросили-то, Павел Степанович?

— А-а… — пережевывая закуску, отозвался Тучин. — Да все насчет того, с чем это вы собираетесь покидать нас, Альберт Анатольевич?

— Отвечаю. С победой. Только с победой. Рудник мой, Нижний, всегда был в передовых, и вы, мой преемник, думаю, чести его не уроните. Не так ли, Павел Степанович?

— Уронить-то уж точно не уроним. А вот поднимать придется.

Студеникин внимательно и настороженно посмотрел на Тучина, но тут же, заминая паузу, расцвел в улыбке:

— Вызываю на соцсоревнование, Павел Степанович. Парное… — Он выставил руку на стол и покрутил увесистым кулаком.

— Это мы можем… — подумав, сказал Тучин и скинул пиджак. — Прошу сохранить, — подмигнул он Клыбину, мордастому человеку с огромным родимым пятном на левой щеке. Клыбин был председателем рудкома на Нижнем. — Учти, в нем профсоюзный билет. С уплаченными взносами.