Избранное
Шрифт:
3. И вот, когда я однажды не впустила его — потому что со мной был Каллид, художник, заплативший мне вперед десять драхм, он в тот раз просто ушел, осыпая меня бранью. Когда же спустя много дней я опять не приняла его — Каллид снова был со мной, — тогда Демофант, уже разгоряченный, воспламенился по-настоящему и стоял у двери, выжидая, чтоб она открылась, и плакал, и стучал, и грозил убить меня, и рвал на себе одежду, и чего только не делал! — и кончилось тем, что он дал мне талант и содержал меня один целых восемь месяцев! Жена его говорила всем, что я свела его с ума любовным зельем. А зелье-то было —
1. Доркада. Пропали мы, госпожа, пропали! Полемон вернулся из похода с богатой добычей, как говорят. Я и сама его видела: на нем пурпурный плащ с застежкой, и его сопровождает большая свита. И друзья, как узнали об этом, сбежались к нему, чтобы обнять. А я между тем, увидев идущего позади слугу, который отправился с ним в поход, спросила его после приветствия: «Скажи мне, говорю, Парменон, как наши дела? И воротились ли вы с чем-нибудь, ради чего стоило воевать?»
Паннихида. Не следовало этого говорить сразу, а сначала надо было сказать так: великое благодарение богам и особенно Зевсу Гостеприимцу и Афине Воительнице за то, что вы возвратились невредимыми! Госпожа, мол, постоянно старалась узнать, что-то вы делаете и где-то находитесь? А еще намного лучше было бы, если б к этому ты добавила, что и плакала я и все вспоминала Полемона.
2. Доркада. Я это все и сказала тотчас, в самом начале, но я хотела тебе сказать не об этом, а о том, что слышала. Потому что я примерно так и начала, обращаясь к Парменону: «Наверное, Парменон, у вас в ушах звенело — постоянно ведь госпожа вспоминала о вас со слезами, а в особенности когда кто-нибудь возвращался с войны и шли толки, что многие погибли; тогда она рвала на себе волосы, и била себя в грудь, и печалилась при каждом известии».
Паннихида. Хорошо, Доркада, так и надо было сказать.
Доркада. А потом спустя немного я задала тот вопрос. А он в ответ и говорит: «Мы воротились с огромной добычей».
Паннихида. Значит, он ничего не сказал раньше о том, что Полемон меня вспоминал, и тосковал по мне, и желал найти меня живой и здоровой?
Доркада. Как же! много такого он говорил. Ну, а главное, что он сообщил — велико теперь их богатство: золото, платья, свита, слоновая кость; серебра-то он привез не сосчитать, надо мерить медимнами. И у самого Парменона кольцо на мизинце большое, многогранное, и камень в него вделан трехцветный, красный сверху. Ну, он хотел было рассказывать мне, как они перешли Галис, и как убили какого-то Тиридата, и как отличился Полемон в сражении с писидянами, но я не дала, а убежала тебя предупредить, чтобы ты рассудила, как теперь быть. Ведь если Полемон придет наведаться к тебе — а он, конечно, явится, как только освободится от друзей, — и найдет здесь у нас Филострата, что он сделает, по-твоему?
3. Паннихида. Давай поищем выход, Доркада! Некрасиво ведь было бы отставить Филострата, только что давшего талант; и к тому же он купец и много обещает. Но и Полемону не годится отказать,
Доркада. Но вот он приближается.
Паннихида. Я теряюсь, Доркада, не видя выхода, и трепещу.
Доркада. А вот и Филострат подходит.
Паннихида. Что со мной будет! Хоть бы мне провалиться сквозь землю!
4. Филострат. Почему мы не пьем, Паннихида?
Паннихида. Ты погубил меня, Филострат! А ты, Полемон, здравствуй! Наконец-то ты явился.
Полемон. А это кто такой к тебе пришел? Молчишь? Ладно же, Паннихида! А я-то в пять дней промчался от Фермопил, спешил к этой женщине! Впрочем, я терплю по заслугам и даже благодарю тебя: уж больше ты не будешь меня грабить!
Филострат. А кто ты сам, почтеннейший?
Полемон. Кто я? Полемон-стириец (Пандионовой филы), слышишь? Сначала был тысячником, теперь же начальствую над пятью тысячами щитов, и был любовником Паннихиды, когда еще думал, что есть у нее человеческие чувства.
Филострат. Но в настоящее время, начальник наемников, Паннихида — моя, и получила от меня талант, и получит еще один, как только мы распорядимся нашими товарами. А теперь, Паннихида, войдем к тебе, а он пусть себе командует своими одрисами.
Доркада. Она свободная женщина и пойдет с тобой, если захочет.
Паннихида. Что мне делать, Доркада?
Доркада. Лучше войти с ним. Не годится оставаться тут с Полемоном, раз он сердится: он еще сильнее распалится ревностью.
Паннихида. Войдем, если хочешь, Филострат.
5. Полемон. Но я предупреждаю вас, что вы сегодня будете пить в последний раз. Зря, что ли, я сюда явился, я, такой испытанный мастер убивать? Фракийцев сюда, Парменон! Пусть придут с оружием и в боевом строю и заградят переулок, — в середине гоплиты, с боков пращники и лучники, а прочие сзади.
Филострат. Ты хочешь запугать нас, как маленьких детей, наемник! Да убил ли ты когда-нибудь хоть петуха и видел ли войну? Ты состоял в охране какой-нибудь крепостцы и служил на полуокладе, — да и то я говорю это из любезности.
Полемон. Ну, ты вскоре узнаешь, кто я, когда мы пойдем на тебя с копьями наперевес и в сверкающих панцирях.
Филострат. Приходите, только подготовьтесь заранее. А я и вот этот Тибий — он со мной один здесь — будем бросать в вас камнями и черепками и рассеем вас, так что вы не будете знать, куда бежать.
1. Хелидония. Что же, Дроса, твой юный Клиний больше не ходит к тебе? Я уже много времени не видала его у вас.
Дроса. Нет, Хелидония; его учитель запретил ему бывать у меня.
Хелидония. Кто это? Не говоришь ли ты о воспитателе Диотиме? Этот-то нам скорее друг.
Дроса. Нет, это Аристенет, чтоб он из всех философов погиб худшей смертью!