Избранное
Шрифт:
Установив восемь [условий], без которых акт видения невозможен, надо рассмотреть то, что познается посредством зрения, а также то, сколькими способами оно познается и удостоверяется, а также как и почему зрение ошибается в познании видимого, когда акт видения осуществляется по прямым лучам. Итак, надо знать, что когда эти девять [условий] не отклоняются от нормы, как это бывает, когда норму превосходят или не достигают, тогда имеет место достоверный акт видения. Когда же такое отклонение происходит, тогда имеет место ошибка зрения. А достоверным образом зрением познаются двадцать два перечисленных выше [свойства], т. е. свет, цвет, удаленность и т. д.; кроме того, зрение воспринимает человека, лошадь и прочие вещи этого мира. В самом деле, те двадцать [свойств] познаются с помощью цвета и света, а затем при помощи цвета, света и этих двадцати [свойств] познается прочее, насколько это возможно для зрения, ибо отдельное чувство не может предоставлять достоверное знание обо всем. Но отдельное чувство, общее чувство и воображение могут безошибочно познавать эти двадцать два [свойства], если восемь вышеуказанных [условий] не отклоняются от нормы. А чувственно воспринимаемым per se называется то, о чем [указанные способности чувственной души] могут предоставлять достоверное знание; то же, о чем они знание предоставлять не могут, называется чувственно воспринимаемым per accidens.
И хотя прежде мы касались этого чувственно воспринимаемого per se и per accidens,
Но есть и иное чувственно воспринимаемое per accidens, отличное от того, что познается способностями чувственной души. Например, когда я вижу незнакомого человека, я не могу с помощью чувств постичь, чей он сын, из какой он страны, в какой час и в каком месте рожден, как его зовут — Петр или Роберт. И имеется бесчисленное количество таких [свойств], которые акцидентально присущи любому [человеку], о которых не может выносить суждение ни одна способность чувственной души, и о которых человек может познать истину только через обучение. И, тем не менее, при видении указанного [незнакомого] человека, зрение касается всех его особенностей. Ибо если он является сыном Роберта, французом, рожденным в первый час ночи в Париже, и зовется Петром, то видящий его видит Петра Парижского, сына Роберта, рожденного в первый час ночи, поскольку [все] это сочетается с цветом, внешней формой и прочим, что доступно зрению. И равным образом субстанциальные природы вещей, как в вещах одушевленных, так и в вещах неодушевленных, являются чувственно воспринимаемыми для той или иной способности чувственной души только per accidens, за исключением тех, которые являются враждебными или полезными, которые постигает способность оценки; и так вот чувство касается [всего] этого per accidens. Поэтому когда я вижу человека, я вижу субстанцию и одушевленную вещь, а потому зрение неким образом касается его субстанциальной природы, а также души, которая является духовной вещью; но это происходит исключительно per accidens. И, кроме того, собственное чувственно воспринимаемое одного чувства суть чувственно воспринимаемое per accidens для других чувств, поэтому теплое, холодное, влажное, сухое, запах, звук и вкус суть для зрения чувственно воспринимаемое per accidens. И, таким образом, собственное чувственно воспринимаемое любого чувства есть чувственно воспринимаемое per accidens для других чувств.
А чувственно воспринимаемое per se, как сказано выше, [также] бывает двух видов. Одно — собственное, т. е. девять [указанных выше свойств], другое — общее, т. е. двадцать [свойств, которые также перечислены выше]. [Последнее называется так] потому, что может восприниматься многими чувствами, и прежде всего — зрением и осязанием. Ибо, как говорит Птолемей во II книге Оптики, все, что воспринимает зрение, различает и осязание, за исключением света и цвета, а все о чем предоставляет достоверное знание осязание, может быть достоверно познано и зрением, помимо четырех собственных [объектов осязания], а именно, горячего, холодного, влажного и сухого.
Глава II
Но для того, чтобы мы познали, каким образом постигается это чувственно воспринимаемое per se, надлежит сначала узнать, все ли производит свой species в [органе] зрения. И достичь достоверного [знания здесь крайне затруднительно, тем не менее, Птолемей во II книге Оптики решает этот вопрос, говоря, что только цвет и свет производят свои species в [органе] зрения. И это же утверждает Алхазен в IV книге, а потому иные [чувственно воспринимаемые объекты] не являются активными по отношению к чувству и среде. А причиной этого является то, что все они являются либо количествами, либо свойствами количеств, что очевидно, а количеству не свойственно быть активным, поскольку оно должно относится к материи, которой подобает не действие, но претерпевание, как говорит Аристотель в I книге О возникновении и уничтожении, и с чем соглашается Авиценна во II книге О душе. В самом деле, как он утверждает, среда или орган, воспринимающие звук, лишены звука, а орган, воспринимающий цвет, лишен цвета. И его мысль заключается в том, что среда и чувство не должны иметь природу чувственно воспринимаемых [объектов], species которых им надлежит принимать, чтобы судить благодаря этим species об объектах. Поэтому влага хрусталика не обладает некоей природой света или цвета в той степени, в какой ею обладает внешний наблюдаемый объект. Ибо хотя глаз обладает светом, это относится к видению цвета, но не света, поскольку претерпевающее обладает не в действительности, но в возможности тем, благодаря чему уподобляется действующему. И хрусталик не обладает некоей [действительной] степенью цвета, посредством которой он уподоблялся бы действительно обладающим цветом внешним объектам, о которых зрение выносит суждение, хотя глаз и обладает в своих жидкостях и оболочках неким недостаточным бытием цвета, благодаря чему иногда зрению бывают явлены фантастические цвета, что станет ясно в разделе, посвященном радуге. Но глаз вполне обладает формой, количеством, телесностью и другими общими чувственно воспринимаемыми [характеристиками], которые ему подобают, а потому он не приспособлен по природе воспринимать их species, и они не являются активными…
Но поскольку ранее было сказано, что мы видим с большого расстояния воздух или небо, и, определенно, на поверхности реки или другого
246
Несмотря на то что Бэкон сильно зависит в своей оптике от Алхазена, в данном вопросе он с ним существенно расходится. Алхазен (да и большинство арабских оптиков также) придерживается экстериорной теории зрения, согласно которой зрение носит пассивный характер и обусловлено исключительно species, исходящими от предмета. Экстериорно-интериорная теория Бэкона находится под значительным влиянием теории зрения Гроссетеста, восходящей в конечном счете к платонизму.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ДАННОГО УВЕЩЕВАНИЯ ОБ ОПЫТНОЙ НАУКЕ
Глава I
Установив основания мудрости латинян в обладании [знанием] языков, математики и оптики, теперь я намереваюсь обратиться к основаниям опытной науки, поскольку без опыта ничто не может быть познано достаточным образом. В самом деле, имеются два вида познания: с помощью аргументации и с помощью опыта. Аргумент дает заключение и вынуждает нас соглашаться с заключением, но он не дает твердой уверенности и не устранит сомнения так, чтобы разум успокоился в созерцании истины, если он не обнаружит ее опытным путем, ибо многие обладают аргументами в отношении познаваемого, но поскольку не имеют о нем опыта, его отвергают, а потому не следуют благу и не избегают вреда. В самом деле, если некий человек, который никогда не видел огня, докажет посредством достаточных аргументов, что огонь воспламеняет, повреждает и уничтожает вещи, благодаря этому разум слушателя никогда не удовлетворится, и он не будет избегать огня до того, как поднесет к огню руку или воспламеняющуюся вещь, чтобы через опыт проверить то, чему научил аргумент. И обретя опыт воспламенения, разум обретет твердую уверенность и успокоится в сиянии истины. Следовательно, аргумент не достаточен, но [необходим] опыт.
И это очевидно из математики, где имеется demonstratio potissima, ибо разум того, кто обладает таким доказательством о равностороннем треугольнике, никогда бы не принял заключение [этого доказательства] без опыта и не соглашался бы с ним, но отвергал бы его до тех пор, пока ему не будет дан опыт через пересечение двух кругов, от одного из мест пересечения коих проводятся две линии к концам данной линии, [соединяющей центры этих кругов и являющейся основанием получившегося треугольника]. Но после этого человек принимает заключение с полным удовлетворением. Что же до того, что Аристотель говорит, что «доказательство есть силлогизм, дающий знание», то это надо понимать в том смысле, что ему доложен сопутствовать опыт, и [высказывание] не относится к чистому доказательству. А что касается его слов в I книге Метафизики, что обладающие [знанием] основания и причины мудрее людей опыта, то он говорит о тех людях опыта, которые знают только чистую истину, но не знают причины. А я говорю здесь о приобретшем опыт, знающем из опыта и основание, и причину. И такие совершенны в мудрости, как говорит Аристотель в VI книге Этики, и их простым словам надлежит при этом доверять так же, как, если бы они приводили доказательства, как он говорит там же.
Следовательно, тот, кто желает насладиться истинами вещей без доказательства, должен быть открыт опыту; и это очевидно из примеров. Ибо многое пишут авторы и многого придерживается толпа в силу аргументов, не основанных на опыте, что на деле оказывается всецело ложным. В самом деле, широко распространено мнение, согласно которому алмаз может быть расколот только с помощью крови козла, и данным суждением злоупотребляют как философы, так и богословы. Но нет достоверного подтверждения, что он может быть расколот таким образом, хотя это и пытались проверить. И алмаз может быть легко расколот и без этой крови: я видел это собственными глазами, и это необходимо, поскольку драгоценные камни могут обрабатываться только алмазными осколками… А еще распространено мнение, сообразно которому теплая вода в сосуде быстрее замерзает, нежели холодная, причем в пользу этого приводят аргумент, согласно которому противоположности, как противники, побуждают друг друга [к большей активности]. Но из опыта с достоверностью ясно, что холодная вода замерзает быстрее. И [указанное ложное мнение] приписывают Аристотелю, [основываясь на его словах] из II книги Метеорологики. Но он не утверждает там ничего такого определенно, а говорит нечто подобное, благодаря чему те, [кто приписывает ему это мнение], впадают в заблуждение, а именно, что если теплую и холодную воду вылить на холодную поверхность, например на лед, то быстрее замерзнет теплая; и это истинна. Но если в два сосуда налита теплая и холодная вода, то быстрее замерзнет холодная. Итак, следует, что все должно подтверждаться с помощью опыта.
Но опыт бывает двояким. Один приобретается с помощью внешних чувств: так мы познаем в опыте небесные явления с помощью изготовленных для этого инструментов, а явления подлунного мира — посредством зрения. А то, что не находится в местах, в которых пребываем мы, мы познаем благодаря другим мудрецам, обладающим опытом. Так, по свидетельству Плиния в Естественной истории, Аристотель от имени Александра послал в разные места мира две тысячи человек, чтобы они обрели опытное знание обо всем, что есть на поверхности Земли. И этот опыт — человеческий и философский, обретаемый человеком настолько, насколько это дано ему по милости [Божией]. Но этот опыт для человека недостаточен, поскольку он не дает полной достоверности относительно телесных вещей вследствие их сложности, и не достигает вещей духовных. Поэтому необходимо, чтобы человеческий разум получал и иную помощь, и поэтому святые патриархи и пророки, которые первые дали науки миру (и, равным образом, многие верные после [пришествия] Христа), не останавливались на чувственном восприятии, но получали внутренние озарения. Ибо благодать веры и Божественное вдохновение просвещают многих не только в вещах духовных, но и в вещах телесных и философских науках. В соответствии с этим Птолемей говорит в Стослове, что путь к знанию вещей двойственен: один — философский опыт, а другой — Божественное вдохновение, которое, по его словам, куда превосходнее.