Избранное
Шрифт:
Вдруг сзади послышался собачий лай. Акли обернулся. Высокий светловолосый солдат едва сдерживал овчарку, тянувшую за поводок. «Если уж стрелять, — подумал Акли, — то сначала в пса».
Солдат бросился ничком на землю, спрятавшись за ствол огромного ясеня, свистнул. Собака не переставала лаять и все тащила за поводок. Свет прожектора время от времени вспыхивал во мраке.
Акли услышал ответные свистки, потом при новой вспышке прожектора увидел еще нескольких солдат, укрывшихся за стволами деревьев. Он услышал, как кто-то сказал: «А ну-ка, выдай им гранату», и тут же почувствовал резкую боль в правой руке. Он выстрелил сначала в собаку, услышал, как
Прошло довольно много времени, прежде чем его слух смог уловить где-то далеко позади беспокойные выкрики солдат. Они уходили в сторону долины, и свистки, которыми они подавали друг другу сигнал, держа дистанцию, становились все тише. Оставшись без собаки, они брели наугад меж деревьями и пнями.
«Все было бы ничего, если б не рука», — думал Акли. Она безжизненно болталась вдоль тела и ужасно мешала ему бежать. У последних домов Тигмунина он остановился посмотреть, что с ней. Кость была перебита, рука висела на лоскутьях кожи, оставшейся на окровавленном мясе. Тогда он достал нож с широким коротким лезвием и одним взмахом отсек руку. Потом подобрал ее с земли и, зажмурившись, бросил на кактусы, окаймлявшие дорогу. Его тошнило.
Акли спустился в лощину по тенистому, густо заросшему склону. Он, наверно, потерял много крови, и рука болела. Он ее чувствовал, как будто она еще была на месте. Но главное — ему безумно хотелось пить, несмотря на прохладу ночи. Вспомнилась Акли поговорка: «Человек, задетый пулей, ищет воды». Теперь он понял почему: он горел как в лихорадке.
Акли направился напрямик к ручью. Французы, к счастью, были уже далеко, даже свистков их не было слышно. Акли склонился над водой, но, услышав где-то совсем рядом шум шагов, затаился за ближним кустом олеандра. Вскоре он увидел джундия из их же отряда. Пробежав мимо него, тот тоже бросился к воде, упал на живот, склонился над ручьем и, захлебываясь, стал жадно пить большими глотками. Вода вокруг джундия порозовела. «Тоже, видать, ранен парень», — подумал Акли и вышел из-за куста. Джундий вскочил, схватился за автомат, но, узнав Акли, снова погрузил лицо в прохладную воду. Акли видел, как прозрачные пузырьки всплывали из глубины и лопались возле самых губ его товарища. А вскоре к ним присоединился третий джундий.
Вечерело. Все трое укрылись в прибрежных кустах тамариска и олеандра. А когда настала ночь, за ними пришла крестьянка из Тигмунина. На вид крепкая, но из тех, чей возраст не угадаешь. Она знала, где прячется от французов врач (потом выяснилось, что это был фельдшер, мастер на все руки).
Фельдшер сказал, что остатки руки у плеча надо отрезать, а то очень уж неровный получается срез. Акли взглянул на свое плечо. Увидел кашу из сгустков крови, перемешанных с осколками кости и белыми клейкими прожилками костного мозга.
Фельдшер нашел где-то ножовку для металла и начал перепиливать кость. Боль была невыносимая. Но Акли не кричал, лишь судорожно ловил губами крупные частые слезы. Фельдшер собрал лохмотья кожи в узел у самого плеча, прошил ниткой и велел Акли лечь на спину.
Двое других легче отделались. Одного ранило в бедро, второго в ногу.
Ночью Акли было худо. Жар не спадал, и он бредил до самого рассвета, пока не забылся. Утром пришел фельдшер. А с ним врач. Он присвистнул, взглянув на обрубок. Акли тоже покосился
— А я знаю, кто ты, — сказал Акли. — Доктор Башир Лазрак.
— Да. А ты «дед» Акли?
— Он самый. Из отряда брата твоего, Али.
— Знаю.
— Мы разделились, чтобы проскочить сквозь ряды французов. Твой брат небось недалеко.
— Выберется, — сказал Башир. — У нас надежная сеть связных отсюда и до самого Айт-Ваабана. Мы должны тебя туда отправить. Там и повидаетесь с ним.
Акли еще было плохо, но температура спала.
— С рукой-то своей ты поступил как последний дурак, — сказал доктор.
Акли, не понимая, смотрел на него.
— Французы нашли ее на кактусах. Подобрали и сейчас гонят смотреть на нее всю деревню, чтоб опознали, чья она… И уж будь уверен, если никто не даст нужного им ответа, они будут пытать…
Акли не слушал, он думал: «Такая глупость, потерять руку… С левой уж не постреляешь… А то еще и помрешь…»
— Пора в путь, — сказал доктор.
Три месяца провел Башир с бойцами III вилайи, подробно изучил чуть ли не все здешние скалы, от Алжира до Сетифа. Зато санитарная служба в этом районе была теперь в общем налажена, и лекарств в основном хватало. Хотя надо сказать, что медикаменты добывать было почти так же трудно, как оружие. Баширу, правда, повезло: уже в самом начале он получил целую партию югославских санитарных посылок. Остальное, изловчившись, можно было достать в аптеках.
Правда, с тех пор как началась операция «Бинокль», работы стало раз в десять больше. Ходить из одного партизанского соединения в другое стало трудно и рискованно, а то и просто невозможно. Пришлось рассредоточить санитарные отряды, предоставив им почти полную самостоятельность, и нередко им приходилось самим добывать нужные медикаменты.
Над Тигмунином еще не занялся рассвет, когда всех его жителей французы выгнали из домов и построили на площади в круг. Старшина объявил, что на кактусах в их деревне найден предмет, который им сейчас покажут и в происхождении которого сомневаться не приходится.
— На нем есть метка, — сказал старшина. — Хозяин его — один из ваших феллага.
Маленький рыжий солдат, стоявший рядом со старшиной, почему-то шумно и весело загоготал.
— Этот феллага, — продолжал старшина, — видно, сбежал. Но он был в деревне, и вы его прятали.
Старшина повернулся к маленькому солдату.
— А ну, Рыжий, предъяви-ка им вещественное доказательство.
Рыжий поднял с земли какой-то предмет, но, что это было, никто не понял. Тогда, выйдя на середину площади, он поднял его над головой, словно трофей. В толпе дико вскрикнула и упала без чувств женщина.
— А ну-ка, соверши с этой конечностью круг почета, — сказал старшина.
Размахивая отрезанной рукой, Рыжий пошел в обход площади. Он перед каждым останавливался и каждому тыкал мертвой рукой в самое лицо. Большинство отворачивалось. Женщины закрывали глаза. Время от времени Рыжий спрашивал:
— Ну что? Узнаешь?
Но нет, никто не узнавал. Раза три или четыре обошел Рыжий площадь. И все без толку. Тогда старшина приказал им всем сложить руки на затылке и сказал, что они будут стоять так до тех пор, пока кто-нибудь не заговорит.