Избранное
Шрифт:
— Сюда. — Он быстро зашагал по дорожке, которая вела на задний двор, мимо прачечной, дворницкой, выгребной и угольной ям, к деревянной конюшне.
Половину пристройки занимала плита с вмазанным котлом. Справа от нее — трехъярусные нары, у окна деревянный стол, а на стенах множество картинок из журнала «Нива».
— Есть кто живой? — спросил Бук-Затонский.
С верхней нары проворно слезла девочка лет девяти. Длинная юбка, видно материнская, волочилась по полу. Девочка с испугом смотрела на посетителей, принимая
— Мне, милая, хозяйку бы, — сказал Бук-Затонский.
— Я тут, — серьезно ответила девочка. — Минька хоть и старше, да непутевый он у нас: вот пошел до ветру и подался к дружкам, а сапоги совсем прохудились, долго ли скарлатину схватить.
Из-под лоскутного одеяла выглянули две детские головенки.
— Не боитесь без взрослых? — спросила Варя.
— А чего бояться, вор к нам не придет, — так же серьезно ответила девочка. — Чего взять с нас, малых да старого.
Она проворно влезла на нары, растормошила деда, спавшего под лохмотьями.
— Присаживайтесь, господа хорошие, — натужно заскрипел старик. — Анка, подай табуретки да обмахни.
Девочка обтерла полотенцем табуреты, Бук-Затонский сел, раскрыл папку, не торопясь очинил карандаш.
— Что с родителями деточек?
— Померли. На одной неделе сына и сноху господь прибрал. Все перепутал, наслал на взрослых детскую болезнь, а меня, немощного, оставил маяться, — глухо сказал старик. — Как жить!.. На наше счастье, молодой хозяин нынче в городе зимует, не позволяет управляющему согнать нас, бедноту, с квартиры. И кухарка господская сердечная, принесет то супу, то хлеба. Так вот и маемся второй месяц.
«Вызвать бы извозчика, посадить ребятишек да прямиком в сиротский дом, а старика — в богадельню», — думала Варя. А Бук-Затонский все спрашивает, и нет вопросам конца. Его интересовала родословная умершего кучера и его жены — хозяйской прачки. Варя ужаснулась: Бук-Затонский выискивал родственников, которым можно было бы спихнуть осиротелую семью!
Исписав две страницы, Бук-Затонский спрятал их в папку, а затем высыпал на стол горсть дешевых леденцов. Варе он сказал по-французски, что ему нужно спешить к купчихе Семибратовой, на ее день рождения.
— Ребята голодные, — нарочно по-русски ответила Варя.
— Без призренья не оставим, рассмотрим на совете попечителей, — снова забормотал по-французски Бук-Затонский, — рассмотрим и поможем.
— А если сердобольная кухарка долго задержится на городской квартире? Тогда что? Прикажете ребятам еще подтянуть ремнем животы или умирать?
Бук-Затонский с улыбкой, но зло сказал:
— Ради бога, Варя, говорите по-французски, по-английски, я пойму вас даже по-турецки, только не толкайте эту голь на попрошайничество. Они и ко дворцу…
Старик проникся неприязнью к Бук-Затонскому:
— Скажи, барин хороший, честно: подыхайте, и вся недолга. А то лопочешь по-чужому. Чего
— Слышите? — Варя уже не владела собой. Она наклонилась к Бук-Затонскому и прямо в лицо выпалила: — Старик прав, они не могут ждать.
Бук-Затонский порылся в бумажнике, нашел помятый рубль. Варя молча высыпала из кошелька все свои деньги на стол, не оставив себе даже на конку.
На обратном пути ей было тошно идти с Бук-Затонским, тошно выслушивать его славословия добрейшей из добрейших попечительниц.
— Скажите, — резко перебила Варя, — с Сони вы сняли такой же опрос?
Бук-Затонский смутился. Или это ей так показалось?
— Смею заверить, Соня будет благодарна.
Варя посмотрела на него внимательней. Не такой характер у этого человека, чтобы сделать что-либо и промолчать. «Врет», — подумала она.
На углу они распрощались. Бук-Затонский опять сел в конку, а Варя пошла к пустынной стрелке Крестовского острова.
Через несколько дней Варя снова была на Ямбургской. В комнате Сони стоял крепкий запах духов. Сама она лежала на диване и даже не приподнялась, когда Варя вошла к ней. Лениво кивнула — садись, мол, если хочешь.
— Что же вы, Соня, не даете знать о себе. Надеюсь, Бук-Затонский устроил вас на работу?
— Устроил! — Соня загадочно повела бровями. — Я-то, дура, расчувствовалась от ваших посулов, своего выставила, а этот, как его, Бук ваш сердечный, посулил золотые места, переночевал — и Митькой звали. — Она вынула из-за лифчика смятый лотерейный билет. — Хоть бы четвертную оставил, а то — билет. На него-де тысяча рублей выпадет. Вот какой добрый барин!
Варя съежилась. Если бы не лотерейный билет с его инициалами, она бы, пожалуй, не поверила, чтобы Бук-Затонский мог так мерзко поступить с молодой женщиной. А что же Соня? Почему она его не выгнала, уступила…
— Как же вы, Соня, сами-то…
Соня лениво открыла книгу.
— Пристал, не вызывать же было дворника… Думала, позабавится и на работу поставит. Поверила, глупая, в новую жизнь. В моем ли положении искать правды?
Домой Варя возвращалась усталая. Какая она беспомощная! Тимофей бы не растерялся, но с ним не посоветуешься, из тюрьмы на волю идет узкая тропинка. Она подняла голову и не поверила — ей навстречу шел Тимофей Карпович с узелком под мышкой. Она так и рванулась к нему:
— Вы?
Молча он притянул ее руки к своим губам…
Околоточному так и не удалось состряпать заговор на Выборгской стороне.
И вот настало утро, когда надзиратель велел Тимофею Карповичу явиться в контору за пожитками. Сборы были недолгие, все свое имущество он увязал в платок.
Выйдя из тюремных ворот, Тимофей Карпович жадно глотнул невский воздух. Вдруг ему стало не по себе. Поймет ли Варя, что не только французский — китайский язык выучил бы он, лишь бы с ней встречаться?