Избранное
Шрифт:
Репортеры «Петербургского листка», «Нового времени» напали на золотоносную жилу. В их рассказах о жизни пленника Временного правительства — бывшего царя — слышались сочувствие и плохо скрытые слезы монархистов. Между тем, хотя царские министры сидели в камерах Трубецкого бастиона, сам развенчанный венценосец по-прежнему занимал дворец в Царском Селе, да и прислуги у него оставалось около трехсот человек. Репортеры с чувством описывали, как Николай Второй расчищал от снега дорожки в парке, умилялись поведению начальника караула, который во время прогулки бывшего царя держался от него
Варе надоели эти сенсации. Она искала в газетах извещения похоронной комиссии. Первого марта в схватке с жандармами погиб Дмитрий.
Во вторник по городу разнесся слух, что Временное правительство высылает бывшую царскую семью и царя в Англию. На следующее утро снова вытянулись очереди обывателей у газетных киосков.
За день до того, как в школе были прерваны занятия, старшая группа неожиданно устроила Варе обструкцию. Ученики не встали при ее входе, на классной доске мелом четко были выведены слова:
«Долой новую орфографию! Да здравствуют „ять“, „фита“, „и десятеричное“ и „твердый знак“».
Новую орфографию еще только собирались вводить. Странно было и то, что бунт начался на уроке математики, а не русского языка и литературы. Но у Вари не было времени на раздумье: тридцать пять пар глаз следили за ней.
— Артюхин, — назвала Варя первого попавшегося ей на глаза ученика, — вытрите доску.
Белобрысый увалень тяжело поднялся со скамьи.
— Вы больны?
Артюхин, одобряемый взглядами товарищей, вдруг выпалил:
— Мы все любим ять, фиту и десятеричное. Разве можно слово «Россия» написать без десятеричного и?
— Ах вот оно что! Молодые сторонники старой орфографии? — усмехнулась Варя. — Пусть будет по-вашему.
Ученики были огорошены таким заявлением. Трусливый Артюхин, помедлив, все же вылез из-за парты и вытер доску. Варя извлекла из шкафа таблицу слов на «ять» и повесила на гвоздь рядом с доской:
— Пользуйтесь сколько угодно, а сейчас займемся делом.
Конечно, мальчишки не сами решились на выступление в защиту старой орфографии. За ними стояли их отцы и матери. Но что это за отцы? Артюхин — Варя вспомнила это — не раз хвастал отцовской лавкой. А остальные? Мелкие чиновники, мастера. Это очень ее огорчало. Но Яков Антонович все свел к чудачеству ребят.
Варя вернулась домой поздно. Анфиса Григорьевна стирала на кухне. У ее ног лежал ворох солдатского белья.
Иногда Варя помогала хозяйке стирать, но сегодня усталость валила ее с ног.
Анфиса Григорьевна, подбросив стружек в плиту, подвинула на конфорку солдатский котелок со щами и сказала:
— В лазарете дали… Мои все отужинали, а это тебе. Поешь. Завтра, значит, собираешься на Марсово? Умаешься и без стирки. С «Вулкана» все идут хоронить. Не проспишь? Или разбудить?
— Лучше одолжите будильник,
— Разбужу, мне хорошо б к заутрене управиться.
В третий четверг марта 1917 года весь Петроград вышел на улицы отдать последний долг героям революции. В это утро город проснулся в трауре. Далеко не все домовладельцы успели приобрести флаги, поэтому нередко можно было видеть на древке кусок неподрубленной материи и на ней две-три черные ленты.
На Большой Монетной Варю окликнула параличная старуха в кресле-коляске:
— Туда, доченька, идешь?
Варя утвердительно кивнула.
Старуха поманила Варю, молча вынула из-под ватного одеяла красную ленту с черными краями и повязала ей на руку.
Поблагодарив старушку, Варя взглянула на часы и прибавила шаг.
В это сумрачное мартовское утро Варе показалось, что вся Выборгская сторона пришла к стенам Военно-медицинской академии. Тысячи людей — и ни одной шутки, тысячи людей — и ни одной улыбки. Озябшие, желая согреться, не толкали, как бывает, друг друга в плечо, а переминались с ноги на ногу. Лица женщин были скорбны. Мужчины старались курить незаметно, пряча цигарку в рукав.
Варя так и не поняла, случайно встретилась она с Тимофеем Карповичем или он дожидался ее и, пользуясь правами начальника колонны, отвел к знаменосцам. Его сразу отозвали, но Варя больше не чувствовала себя затерянной среди тысяч незнакомых людей.
Знаменосцев отделяла от колонны участников похоронного шествия свободная часть улицы, куда пропускали делегации с венками и родных погибших. Со стороны Петропавловской крепости донесся первый выстрел. Это василеостровцы опустили на Марсовом поле в землю первый гроб. На какую-то минуту наступила тишина на Выборгской стороне. И вдруг люди на Нижегородской улице, в переулках, прилегающих к Финляндскому вокзалу, запели:
Вы жертвою пали в борьбе роковой Любви беззаветной к народу… Вы отдали всё, что могли, за него, За жизнь его, честь и свободу…Словно сдуло шапки и папахи с голов. Знамена поникли.
На улицу из часовни начали выносить венки — почти все самодельные, сплетенные руками товарищей из хвои, из железных и латунных вырубок.
Скорбь в мелодиях оркестра, скорбь на лицах людей.
— Несут! — негромко вскрикнул кто-то.
Варя прикрыла глаза, стараясь сдержать подступившие слезы.
Ее сосед — коренастый старик с рыжими отвислыми усами подтолкнул плечом всхлипнувшего знаменосца:
— Крепись, парень. Это еще не последняя кровь. Ровно держи стяг.
Парень неловко провел ладонью по лицу и, не поднимая головы, вскинул знамя выше. Варя догадалась, почему старик ободрял паренька. С полотнища гордо глядели рабочий, крестьянин и солдат. Союз людей, свершивших революцию.
Во время выноса останков погибших Тимофей Карпович так и не выбрал минутки подойти к Варе, а ей больше не у кого было узнать, в каком гробу Дмитрий. Она жалела, что не сможет ни попрощаться, ни проводить его до могилы.