Избранное
Шрифт:
Сведения в Петербургском комитете были достоверны. По соседству с усадьбой Емельяновых снял комнату адвокат. Так он назвал себя хозяйке. Судя по одежде, это был человек с достатком. Водилась за ним странность — ездил в столицу и возвращался в Разлив в вагоне третьего класса.
В последнюю пятницу февраля адвокат утром получил телеграмму:
«У Клавдии инфлуэнца тяжелой форме. Приезжай. Серафима».
Наскоро позавтракав, сложив бумаги в секретное отделение портфеля, он выбрался на улицу и торопливо зашагал на станцию, представляя себе, как
После изгнания из духовной семинарии приходилось этому «адвокату» чистить печные трубы, служить половым в трактире Сенного рынка, петь в хоре домашней церкви княгини Оболенской. Одно время он состоял при известном петербургском шулере. В этом доме его встретил полковник из жандармского корпуса и предложил перейти в осведомители. Была сочинена ему добропорядочная биография и выписаны документы. Так появились деньги, квартира и содержанка.
Адъютант, молодой офицер с желчным лицом, молча показал «адвокату» на высокую дверь. Полковник встретил его официально и холодно, руки не подал, едва голову наклонил. Недели две назад в этом же кабинете они пили коньяк, курили сигары.
— При всем своем расположении, — сухо выговаривал сейчас полковник, — вынужден огорчить, представление задержано. Награду получите. Но ставлю условие: не позже масленицы представьте списки социал-демократов на Сестрорецком оружейном от «А» до «Я». Замечу — ваши коллеги на «Лесснере» и «Айвазе» куда расторопнее.
— Сложно… как сложно… Затащил Фирфарова с Граничной в один трактир. Обрушился доверительно на полицию, поругал Куропаткина и Стесселя за Порт-Артур, сказал, что хочу записаться в социал-демократы. Договорились, что он сведет меня к их главному, поплутали здорово в дюнах, привел мерзавец к березе со скворешней… — Тяжкий вздох вырвался у агента. — Чертовская конспирация, в университете и у художников райская жизнь была.
— Оклад платим не за райскую жизнь, — поправил полковник, — вполне приличные деньги выдаем на рестораны и подарки. Можно жить преуспевая. Кто виноват, что безумно тратитесь на Фелицату, смазливую, но пустенькую, у нее нет таланта ни завязать знакомство с Емельяновыми, ни навязаться в любовницы загадочному Григорию Ивановичу.
— Существует ли на самом деле этот Григорий Иванович, — ершился агент. — Оружейники мастаки на выдумку.
— Живет себе и над вами насмехается, оружие и нелегальную литературу через финляндскую границу переправляет, а вы не можете выйти на след. Прислали десять — вдумайтесь, — десять фотографий таинственного Григория Ивановича. А что показала проверка?..
Полковник хмуро посмотрел поверх его головы на заснеженное окно и замолчал.
У агента подкашивались ноги, но он не посмел сесть, а только оперся руками на спинку кресла.
— По их рекомендации, — тихо обронил он и уставил глаза в стену, за которой находился кабинет помощника полковника, — на Оружейный прошлой осенью поступил Шаков. Позвольте установить связь.
— Кретина просите в упряжку, — удивился полковник. — Трус, имею сведения, позорно бежал с озера — и в каком виде!
— Стреляли не холостыми.
— Попугали, — полковник озорно усмехнулся, — палили бумажными
— Шаков не трус, лезет в самое пекло. Недавно в трактире на Крещенской подсел к Емельянову, притворился выпившим, жаловался, что в мастерской недоверие ему выразили, а он из пострадавших, на прежнем месте угодил в черный список.
— Шаковых вывозят на тачке, меченый, а туда же… в революционеры, фискалил бы потихоньку. — Полковник невесело усмехнулся. — Организация социал-демократов в Сестрорецке существует. Кажется, Николай Емельянов — не последняя в ней спица. Нам известно, что в случае восстания в Петербурге они хотят захватить арсенал. Мы точно не знаем — кто настоящие руководители организации.
Полковник был лучше информирован о положении в Сестрорецке, агент сделал вид, что это все ему известно.
— Пока у нас нет пофамильных списков, мы ничего не можем предпринять, — резко сказал полковник. — Не хватать же каждого пятого на заводе.
— Попытаюсь через Соцкого.
Физиономию полковника исказила болезненная гримаса.
— Лучше пошлите официальный запрос в боевую техническую группу социал-демократической партии, — ядовито посоветовал он и, посерьезнев, сказал: — В трактир с крепкими напитками почаще заходите, шары в бильярдной погоняйте, поволочитесь за какой-нибудь вдовушкой, вхожей в дом Ноговицына, Рябова, Поваляева, мало ли там подозрительной мастеровщины.
Агент, согнувшись, торопливо записывал указания.
— Не пророк, но боюсь, — говорил, прощаясь, полковник, — придется вам скоро наниматься в приказчики, шулер к себе не возьмет.
14
Почти час слушал Ордына Николай, а затем закрыл тетрадь с пометками, сказал:
— Увольте, трудновато складно пересказать, вопросы непременно будут, и товарищам лучше прослушать не Емельянова, а представителя Петербургского комитета.
Ордын не настаивал. Поручение, и верно, сложно для Емельянова. Третий съезд социал-демократической партии работал 15 дней, много принято важных решений. Подумав, Ордын сказал:
— В Сестрорецке и даже в Разливе на дому собрать десять — двенадцать человек опасно, можно провалить дружину. «Именины» разве справить?
— Безопаснее собраться на заводе, — ответил, не задумываясь, Николай. — У нас в мастерской кладовщик сочувствует социал-демократам.
— Придумано хитро, дошлому полицейскому в голову не придет искать нас на заводе, — похвалил Ордын. — Остановка за небольшим: нет у меня шапки-невидимки и волшебного кресала.
— Это уж моя забота, — сказал Николай.
Ордын остался ночевать. Надежда Кондратьевна постелила ему в маленькой комнате.
Утром, разбудив Ордына, Николай принес ему косоворотку, штаны, блузу, юфтевые сапоги и фуражку с помятым козырьком.
На пешеходном мосту Николая и Ордына поджидали Паншин, Василий и Иван Емельяновы. Им было поручено провести Ордына через проходную.
К девяти часам кладовщик вывесил на двери записку: «Ушел на склад». В кладовке собралось одиннадцать человек. Последними пришли Ноговицын и Матвеев.