Избранное
Шрифт:
— Запомни этот ответ, Пеппи. Это сказал один из самых храбрых и образованных русских генералов, к тому же убежденный коммунист и большевик. И все же… И все же он не будет исключением… Ты понял меня, малыш, ты, счастливчик Пеппи?
Оберштурмфюрер еле заметно усмехнулся и, вежливо приложив два пальца к козырьку, легко понес свое плотное сытое тело вдоль строя на правый фланг, скрывавшийся за углом бани-прачечной. Трое унтеров в ногу зашагали за ним.
Карбышев проводил их взглядом, задумался. На
Опять шевельнулось тягостное предчувствие. И как несколько дней назад, когда его внезапно и как будто без особых оснований включили в команду дистрофиков, Карбышев усилием воли подавил тревогу… Должно быть, этот оберштурмфюрер — офицер здешней комендатуры, и он успел полистать личные дела новеньких. Возможно, ему хотелось блеснуть своей осведомленностью перед подчиненными. Может быть, так. А может…
— Ахтунг!
— Ахтунг!.. Внимание!.. Увага!.. Силянс!..— побежало с правого фланга на левый.
Это означало, что эсэсовцы удалились.
— Что же в душ не ведут? Кажись, пора бы,— сказал Николай Трофимович, стоявший рядом с Карбышевым в первой шеренге.
— Сейчас попробуем выяснить, попытаемся,— ответил Карбышев.— Поговорим с кем-нибудь из здешних… Эй, тс-с, камерад! — увидев поднимавшегося из подвала человека в синей спецовке, негромко произнес он.— Sind Sie Deutscher?.. Polak?.. France?..1 Русский?..
Человек боязливо оглянулся и распустил завязку шнурка на башмаке.
— Что с нами собираются делать? — спросил Карбышев по-немецки.— Почему не ведут в душ?
— Эй! — донеслось угрожающе с правого фланга.
— Пока ничего не известно. Наберитесь терпения до аппе-ля,— ответил человек в синей спецовке, затянул шнурок узлом и поспешил к проходной. Это был старый заключенный — старый хефтлинг, обслуживавший душевую эсэсовцев.
1 Вы немец?.. Поляк?.. Француз?.,
7 ю. Пнляр
9
— Что он сказал? Что будет? Когда? — посыпалось с разных сторон.
— Сказал, пока неизвестно, советовал набраться терпения… до общей поверки, до аппеля,— ответил Карбышев.
— Надеюсь, не вернут в Заксенхаузен? — иронически проговорил очень худой, с желтушным лицом человек, именовавший себя подполковником Верховским.
— Отчего вы, товарищ генерал, прямо не спросили офицера?— сказал Николай Трофимович.— Они ведь иногда не скрывают правды.
— Если правда не вредит им.
— Правда всегда им вредит, товарищ Карбышев,— с оттенком назидательности сказал Верховский.— Я слышал ваш разговор с офицером…
— И какого же вы мнения?
— Туман. Намеки. Скрытая угроза. Ничего определенного понять невозможно.
— Будем пытаться что-то делать,— сказал Карбышев.
— Эй! Руэ!1 — раздалось ближе.
В
3
Как только оберштурмфюрер исчез из виду, Карбышев стал смотреть на маутхаузенских заключенных, которые по двое, по трое прохаживались вдали и изредка поодиночке как бы ненароком подходили к бане. Надо было поискать среди них знакомых или хотя бы просто сообщить о себе. Эсэсовцам зачем-то понадобилось держать их, новичков, в изоляции — значит, пусть как можно больше здешних узнают, кого привезли из Заксенхаузена.
—- Передайте русским: здесь генерал Карбышев с больными товарищами,— отчетливо сказал он, заметив очередного смельчака, приблизившегося к бане-прачечной.
Бывший заксенхаузенский блоковой, тоже по нездоровью попавший в их транспорт, третий раз крикнул:
— Эй! Руэ да!
1 Тихо!
98
И побежал на левый фланг, чтобы заткнуть глотку непокорному русскому старику, упрямо называвшему себя советским генералом.
— Руэ! — крикнул он еще раз, подскочил к Карбышеву и замахнулся для вящей убедительности кулаком.
У него был туберкулез легких, он отчаянно* трусил и лез из кожи вон, чтобы его заметило местное начальство и в случае акции отделило от остальных.
Карбышев давно положил себе не вступать в разговоры или в пререкания с заключенными-уголовниками. Он пропустил мимо ушей окрик блокового и, едва тот отошел на несколько шагов, опять отчетливо произнес:
— Передайте русским, всем советским передайте: здесь генерал Карбышев со своими товарищами!
Бывший блоковой круто обернулся и увидел, что старика генерала загородили собой двое: низенький, лобастый, и очень худой, с желтушным лицом. Он ударил очень худого, потому что тот своим видом напоминал о его, блокового, болезни. Вообще-то ему было безразлично кого ударить, лишь бы его усердие заметили маутхаузенские начальники.
И маутхаузенские начальники, кажется, заметили.
Откуда-то из густеющих сумерек вышли четверо в голубых шинелях и стали в ряд напротив левого фланга. Сбоку, от ворот, шагнули еще трое и отгородили строй от площади поверок— аппельплаца. Такие же голубые тени скользнули мимо на правый фланг, за угол бани-прачечной.
Строй заксенхаузенцев был оцеплен.
Карбышев поблагодарил Николая Трофимовича и подполковника Верховского — особенно пострадавшего Верховского — за то, что вступились, и вдруг повеселевшим голосом предложил перекусить «чём бог послал».