Избранное
Шрифт:
И закрой за собой дверь.
А теперь, похоже, погода переменилась, и дождя все-таки не будет.
Туча поднялась выше гор, и от нее уже не отрываются клочья и не валятся в долину. Стало душно и тепло, и, наверно, духота еще сгустится, а впрочем, если б ушла та туча, может, еще и выдастся отличный летний денек. Тут Дэйв нахмурился — он наступил на половину шмеля как раз вовремя, чтобы прекратить мучения, она еще дергалась. Рядом лежат другие куски, они уже не шевелятся. Значит, старуха охотилась с большими ножницами на пчел и резала их, сидящих на цветах, пополам — она
Надеюсь, день и правда будет погожий, думает Дэйв. Надеюсь. Тогда Джонни, наверно, встанет.
В кухне старуха, наклонясь над очагом, разбивает яйца о край сковороды; Дэйв стал благодарить ее за подарок, но его перебил хозяин, окликнул из-за тонкой переборки в дальнем конце уэйры.
Не пройдет ли молодой человек к нему?
— Ладно, пройди туда,— говорит старуха.
Дэйв повернулся, откинул занавеску в дверном проеме, а за ней можно сделать разве что один шаг, в этом закутке только и помещается кровать. Старик полулежит на своей половине кровати, сунул за спину несколько подушек; за очками в стальной оправе глаза смеются, и на губах неизменная усмешка; он отложил газету.
— Ну-ну, вот и рождество,— говорит он.— Садитесь, располагайтесь поудобнее. Не стесняйтесь, будьте как дома.
Поздравляю с рождеством! — он словно приветствует целую толпу гостей, так это прозвучало.
И похлопал ладонью по краю кровати.
Рождество бывает только раз в году.
Он говорит и все усмехается. Неделями Дэйв пытался понять эту странную усмешку — и сейчас, кажется, додумался, в чем секрет.
Старик очень одинок.
Но сейчас он доволен, что Дэйв сидит рядом, опять взял газету, нашел нужное место, сложил газету кверху заметкой, которую собирался прочесть, и отметил ее толстенным большим пальцем.
— Опять в порту с рабочими заваруха,— говорит он.— Вот послушай-ка.
Сперва он прочел заметку про себя, губы его шевелились; потом перечитал вслух, с запинками и странными ударениями.
— Теперь тебе понятно? — говорит он. И вдруг орет: — Шайка подлых разгильдяев! Не желают работать. Это им не по нраву. Вроде моего парня. Никакого самолюбия.
Вот послушай еще.
А за переборкой все время хихикала старуха и теперь говорит мужу — хватит болтать чепуху, отпусти молодого человека, пускай идет завтракать. Он было попросил — обожди минутку, Фэнни,— но она откинула занавеску и посторонилась, пропуская Дэйва.
И не воображай, что будешь все утро валяться в постели, говорит она. Ей надо снять простыни.
А где Джонни?
Ну, Джонни тоже не вставал.
Еще один лодырь никудышный!
— Я отнесу ему завтрак, миссис Макгрегор,— говорит Дэйв.
Что-о! Еще не хватало Дэйву нянчиться с этим лодырем!
Ничего подобного Дэйв не сделает. Нянчиться с этаким! Знает она, каков этот Джонни, когда начнет валять дурака. Не станет она терпеть его фокусы. Сама снесет ему завтрак — когда выберет время. И он поест как миленький. Она за-ста-вит его поесть — или пускай убирается куда подальше и сыщет себе другой кусок хлеба.
— Хорошо, довольно, миссис Макгрегор,— холодно говорит Дэйв. И, кажется, от его ледяного тона в лице ее на мгновение мелькнул испуг.
— Всем наплевать, чего я только не терплю! — орет она.— Всем на меня плевать!
Но тут же снова успокоилась и
— Надо же, нет, надо же, этот фрукт кого-то там ругает лодырями. Много он понимает, каково людям работать в городе? Там не посидишь дома только потому, что дождик пошел. Нет уж! Там не станешь лежать в постели и дожидаться, пока на овцах шерсть отрастет. Я-то знаю. Вон что город сделал с моим несчастным отцом.
И она рассказала Дэйву, что случилось с ее отцом.
Конечно же, она не осуждает свою несчастную мать — та из сил выбивалась ради них всех. Семья-то росла, мать и говорит — если не переселиться с плантаций каури, ее дети будут расти сущими дикарями. Вот они и стали жить в городе, и вышло очень плохо, потому что отец никак не мог найти работу, и под конец пришлось ему наняться в холодильник.
Это ж надо! Подумать только — весь день работать на морозе. Мало того, что господь бог посылает нам морозы, так еще орава балбесов своими руками мороз устраивает! Ну и конечно, отец захворал и слег, и несчастной маме пришлось за ним, лежачим, ходить, как за маленьким.
— Больше трех лет мать с ним маялась! — кричит старуха.— А он таял на глазах, стал скелет скелетом.
И денег — только те гроши, что моя несчастная мать заработает. А я из всех ребят старшая, значит, пришлось бросить школу и тоже работать. А я тогда была еще кроха, от земли не видать.
Но она все прекрасно помнит, будто только вчера это было.
Было время, мама каждый день брала меня с собой на работу в один дом. В приморский пансион, люди туда приезжали отдыхать, а вся работа по дому лежала только на нас с мамой да на самой хозяйке. Такой большой был дом, столько разного дела, приходилось бегать бегом, иначе никак не управишься. И вот, помню, раз — постояльцы уже обедали, но надо еще перемыть гору посуды — села моя мама в кухне на табуретку и говорит, устала, мол, до смерти, ничего больше не могу. Хоть убейте, не могу. И знаете, что ей сказала та дубина хозяйка? Заплачу, говорит, вдвое! И знаете, что ответила моя несчастная мама? Ладно, говорит, я уже не устала.
А теперь мать уже сколько лет в могиле. Она была хорошей матерью.
Лучшей матерью, чем я, говорит миссис Макгрегор.
Дура я, дура, говорит она, словно оправдываясь, что опять ей понадобился угол фартука.
Ну почему господь бог дает нам жизнь, чтоб вот так мучиться? И почему он так скверно все устроил?
Спасибо еще, она родилась под счастливой звездой, пока она росла, мать не спускала с нее глаз. Ведь чего только ей не говорили некоторые постояльцы в том пансионе! Чего только не старались от нее добиться! И старики туда же!
Да, мерзкие старики, могли бы уж на старости поумнеть. Один, бывало, улучит минутку и нашептывает мне всякое. Мол, хочу тебе поднести подарочек, приходи на пляж, когда стемнеет, и я тебе кой-что покажу. Конечно, я не пошла. Так и не увидала его распрекрасного подарочка, а почем знать, как бы оно обернулось, если б мама за мной не приглядывала?
Да, она всем нам была самой лучшей матерью. И на ночь всегда рассказывала нам сказки. Рассказывала, в какие игры играла у себя на родине, в Далмации, когда была маленькая. И как там дети играли на рождество, когда земля вся под снегом. Она не растила нас темными, несмышлеными. Не то что этот старый дурень.