Избранное
Шрифт:
— В том-то и горе,— говорит мистер Эндерсон.— Слишком короткое здесь лето. Бывают морозы до самого рождества, а если совсем не повезет, так и в середине февраля заморозки. Говорят, когда лето короткое, все растет быстрей, но что толку, ведь того гляди подморозит. Я хочу сказать, туго приходится, если хочешь вырастить картошку или еще что-нибудь такое, что боится холодов. Джек говорит, тут наш родной дом, но, бывает, подумаешь совсем другое. Белым вовсе не следовало бы селиться на этой земле… а вот маори, пожалуй, по берегам рек устроились неплохо. Они тут обжились, это верно. А белый — временный жилец,
— Да,— говорит Дэйв,— понимаю.
И опять он старается все это осмыслить, хотел бы задать кучу вопросов, да не знает, с чего начать. Но до стригальни уже рукой подать, Берт распахивает ворота загонов, и через минуту-другую туда протискиваются овцы.
Движок не включен, из стригальни слышатся голоса; но, поднявшись по ступеням, никого еще не видишь, стригали собрались за перегородкой, возле машины.
Эй, оболтусы!
Да, они уже с полчаса как кончили стрижку. Но такое уж невезенье, малыш Инки им подгадил.
Все трое сидят на полу возле движка, кругом разложены инструменты, руки черны от мазута и машинного масла, даже на лицах грязные пятна.
— Я так думаю, это неисправен клапан,— говорит Уолли.
— Жаль, нельзя, по обычаю, обвинить правительство,— замечает Лен.
— Гляньте сами, Энди,— говорит Джек и продолжает объяснять; мистер Эндерсон нагнулся, приглядываясь; и Дэйв сообразил, что малышом Инки почему-то называют мотор. Прислушиваясь, он подошел к окну, протер глазок в грязном, затянутом паутиной стекле и поглядел на загон. Уже остриженные овцы стали какие-то корявые. Между остатками короткой шерсти розовеет кожа, но все равно по сравнению с только что пригнанными густо обросшими годовичками они кажутся белоснежными. Головы и шеи годовичков покрыты цепкими семенами бидди-бида, у некоторых от этого шерсть над глазами нависла сплошняком, и они ничего не видят.
— Как там, наверху, сильно разросся бидди-бид? — спрашивает Джек.
— Проходу от него нет.
— Тьфу ты, пропасть!
Эндерсон уже думал, совсем плохо дело, и тут ему показалось, вроде он исправил мотор. Осторожно, на пробу, запустили машину, и теперь она загудела ровно, как полагается.
Ура!
Молодец старина Энди. И малыш Инки молодец.
Ну и точка.
На сегодня всё, они заторопились с приборкой. Джек велит Берту взяться за щетку и поживей подмести, мистер Эндерсон помогает Уолли зашить туго набитый тюк, уже заложенный под пресс; Джек и Лен разбирают свои машинки, чистят и смазывают; и, конечно, Дэйв стоит тут же и смотрит, смущенный собственной никчемностью — рад бы хоть чем-то, хоть как-то помочь, да не умеет.
Наконец они вышли, нагруженные всяким инструментом, который надо снести в дом, Эндерсон закрыл за собой дверь и поглядел на небо.
— А что, ребята,— говорит он,— вроде дождь собирается?
— Дождь!
— И не думайте.
— Ничего похожего.
— Ну, ручаться ни за что нельзя. А как насчет заморозков?
Теперь, когда вышли из стригальни и ощутили в воздухе холодок, да еще припомнили прошлую ночь… ну, насчет заморозков — кто его знает.
А ведь это задача. Если подморозит, остриженных
— Не стоит рисковать, Энди,— сказал Джек.— Мы вам поможем загнать их под крышу.
Он говорит о тех, которых сегодня стригли.
Инструменты сложили тут же на землю. Все взобрались на косогор, к загонам, захлопали ворота, послышались громкие, непонятные Дэйву команды, поднялась туча пыли, залаяли собаки, люди кричали и хлопали пустыми мешками — и вскоре тесно сбившихся в кучи овец медленно втиснули в пространство под огромным сараем.
Ну, вот и все.
— Теперь вам ничего не страшно, ни мороз, ни рождество Христово, Энди,— сказал Джек, когда с этой суетой покончили.
Лен сказал — ради всего святого, давайте все пошевеливайтесь, страх подумать, который час. Если он так опоздает, что жене придется доить вторую корову, она уж такой скандал закатит…
Они свалили инструменты в его «шевроле», кое-как все набились в машину, и Джек спросил — а на черта Лену канителиться с коровами? Вот и старик Вакса, и Энди отказались от этой мороки. Не можешь жить барином — держи овечью ферму, но тогда коровы только помеха. Или уж занимайся одними коровами. Вот моя женушка, она вроде меня, совсем не против дойки. Она там сейчас, лапочка, без меня доит десяток!
И он послал воздушный поцелуй в сторону своего дома.
А помощников у нее всего-то две девчонки да мой малец, продолжал Джек. Настоящий работник растет, весь в меня.
Вот так-то: за троими следи, одного нянчи, еще один скоро народится, да коров подои, о прочих заботах уж не говорю. Нет, ребята, вы не знаете, что за штука жизнь.
— Зато ты узнаешь, если родится двойня,— говорит Лен.— Бьюсь об заклад, ты ради этого и старался.
— Верно, старался, и Айда тоже. Первое удовольствие. А вот тебе, Лен, думаю, трудненько упросить свою миссис, чтоб дала тебе постараться.
Лен, нажимая на педаль, оглянулся, лицо у него стало еще красней, чем всегда.
— Ну-ну, спокойно,— говорит Эндерсон.
Мотор заурчал, Лен рванул машину с места, но сразу замедлил ход: сзади послышался яростный лай, похоже, всерьез перегрызлись собаки. Все оглянулись, высунув головы из машины, засвистели, закричали. Две Эндерсоновы суки набросились на суку Уолли, а пес Джека глядит на них, виляет хвостом и усмехается, но при этом вид у него какой-то глуповато-смущенный.
— Возьми-ка ее лучше в машину, Уолли,— говорит Джек.— Если она и поцарапает малость краску, Лен не осерчает.
Он распахнул дверцу, Уолли свистнул, и его собака исхитрилась увернуться от своих врагинь и прыгнула в машину.
Уолли обозвал ее поганой шлюхой, но, когда поехали дальше, ласково затеребил ее уши.
— Бывает, кобель укусит кобеля, а вот суку никогда не укусит,— говорит он.
— Зато сука его укусит,— говорит Джек.— Такая ихняя природа, Уолли.
Лен сказал — уж наверно, найдутся кобели, которые кусают сук.
— Спорим, разве что какие-нибудь беспородные дворняги,— говорит Джек.