Избранное
Шрифт:
Постепенно применение все эти нелепых психологических рекомендаций стало невозможным, - мой ум просто-напросто отказался занимать себя подобной чепухой, - и спустя мгновение я жадно думал, - нет, не о человеческих останках, выступающих из песчаника, - а о том самом предмете, о котором обещал не думать. И внезапно меня озарило, подобно вспышке молнии, почему Гарри просил меня не думать об этом. Очевидно, для того, чтобы я не пришел к тем же самым выводам, что и он.
Вопрос о "излюбленных местах" - то есть местах, излюбленных привидениями, всяких там домов и прочее - всегда казался мне вопросом, на который нельзя дать однозначного ответа, поскольку нельзя было найти ни убедительных доказательств, ни убедительных опровержений. С древнейших времен, в самых ранних, дошедших до нас, египетских записях, отражено убеждение, что место преступления часто посещается духом того, кто его совершил, - в поисках покоя, как следует предположить, и не находя его; а иногда, что более непонятно, духом жертвы преступления, стенающим и взывающим к отмщению, подобно крови Авеля.
И хотя рассказы, а точнее, деревенские сплетни в пивной, о бесшумных видениях и шумах, производимых чем-то невидимым, были непроверенными и ненадежными,
Бледный свет раннего утра превратил оконные жалюзи в мерцающие квадраты, прежде чем я заснул; а когда проснулся, слуга, приветствовавший меня, поднимал их, гремя роликами и давая возможность спокойной безмятежности августовского дня проникнуть в комнату. В открытые окна хлынул солнечный свет и воздух, наполненный морем и ароматом цветов, пение птиц; все, что тревожило и беспокоило меня ночью, было изгнано прочь, и я подумал о ночных часах как путешественник думает о волнах и штормовом ветре, которые ему благополучно удалось преодолеть и которые остались в прошлом, вспоминая пережитые страхи как нечто, не заслуживающее подобных ярких переживаний. С некоторым облегчением я подумал о том, что определенно не собираюсь посещать это место. Наша сегодняшняя поездка, по словам Гарри, не предусматривает крюка в тридцать миль, а завтра я отправляюсь на вокзал и уезжаю. Хотя пытливый искатель истины, вне всякого сомнения, пожалел бы, что законы времени и пространства не позволяют ему посетить Бирхэм после наступления темноты и проверить лично, есть ли там что-нибудь видимое или слышимое, как об этом повествуется в деревенских сплетнях, я такого сожаления не испытывал. Бирхэм и сказки о нем стали поводом того, что я провел скверную ночь, и я прекрасно сознавал, что ни в коей мере не хочу побывать там, хотя если бы меня спросили вчера, я бы ответил, что такое желание у меня, безусловно, присутствует. Яркий день, солнце и свежий ветер с моря были причиной того, что я не чувствовал обычного недомогания после проведенной без сна ночи, я чувствовал себя прекрасно, был полон жизни, а также, как я уже сказал, не испытывал и тени желания посетить Бирхэм. Я был вполне согласен с тем, что мое любопытство останется неудовлетворенным.
Машина была подана к одиннадцати, и мы сразу же тронулись в путь, Гарри и миссис Моррисон, его кузина, расположившиеся на заднем сиденье, достаточно просторном даже для троих, и я, слева от водителя, с некоторого рода восторгом - мне не стыдно в этом признаться - и предвкушением приятного путешествия. Еще бы: прекрасная машина, прекрасный день, ощущение романтики и ожидание приключений. Я не испытывал желания сесть за руль, Гарри также; вождение автомобиля, по моему мнению, слишком отвлекает; оно требует полной отдачи; впрочем, истинные любители автомобилей не признают иных наслаждений. Для вождения автомобиля требуется определенный вкус - я чуть было не сказал талант - отличительная особенность, строго индивидуальная, как пристрастие к музыке или математике. Из тех, что часто пользуется автомобилем (единственно как средство быстрого перемещения из одного места в другое), подобное чувство присуще немногим, в то время как тем, кого те или иные обстоятельства (над которыми они не властны) заставляют пользоваться им время от времени, могут иметь его в высшей степени развитым. Для тех, у кого оно есть, анализ этого чувства не имеет смысла; у кого нет, они вряд ли способны его понять. Скорость, точнее, контроль скорости, и прежде всего чувственное осознание скорости, лежит в основе его; это удовольствие, получаемое от управления скоростью, характерно для большинства людей, будь то поездка на лошади, или на коньках по гладкому льду, или на велосипеде под горку, или, что менее влияет на это чувство, придание ускорения мячу при игре в лаун-теннис, в гольф или крикет. Но это чувственное осознание скорости, как я уже говорил, необходимо: можно испытать его, находясь в кабине машиниста курьерского поезда, но не в вагоне, с закрытыми наглухо окнами, где нет этого захватывающего ощущения движения. Добавьте к этому также восторг, вызываемый осознанием того, что этот свистящий в ушах ветер, эта несущаяся железная махина повинуется маленькому рычажку и рулевому колесу, на котором так небрежно расположились руки водителя. Неистовый дьявол, повинующийся поводьям, как сказал
– стоит коснуться его трензелей, и скорость его удваивается, или сходит на нет; и вы знаете, что стоит вам захотеть, и его стремительный полет превращается в спокойную прогулку. Но он не любит притормаживать свой бег; и вам это известно, а потому вы приказываете ему подать голос и предупредить тех, кто окажется на его пути, о его приближении, чтобы они дали ему дорогу. Веселым хриплым голосом он ухает путнику, а если его уханье не слышат, то он переходит на гортанный крик фальцетом, переходя с октавы на октаву, эхом отдающегося среди окружающих дорогу зарослей. И вы ощущаете себя, подобно ныряльщику-романтику в синей морской глубине; ваши товарищи могут находиться рядом с вами, они опускаются и поднимаются, чтобы набрать воздуха, но вы чувствуете себя в совершенном одиночестве; нечто подобное вы испытываете в автомобиле, когда два больших фонаря освещают изгибы дороги - глаза замечательного монстра, которые скрыты днем опущенными веками, но сверкают огнями ночью, два уха-щитка, защищающие от брызг, и длинный узкий капот впереди, который есть череп, скрывающий мозг этой воплощенной энергии, питающейся огнем, и крутящиеся колеса, несущие вперед махину весом в две тонны, повинующуюся какому-то новому закону, новой гравитации, - и все это управляется единственно вашей волей, и покорно следует ей.
В течение первого часа ощущение этой радости, любое описание которой по сравнению с реальным ощущением было то же самое, что застойный пруд по сравнению с сверкающим несущимся с гор ручьем, владело мною. Перед нами расстилалась дорога с крутыми подъемами и спусками, наш монстр молча спускался с холма, а затем на одном дыхании, не снижая скорости, взлетал по склону вверх. В моей власти было приказать подать ему голос (ибо в те дни гудок располагался слева от водителя, под рукой у сидевшего рядом с ним пассажира), и мне доставляло удовольствие гудеть при виде телеги, ярдах в трехстах впереди, переходя на крики фальцетом в том случае, если меня не слышали или делали вид, что не слышат. Потом мы подъехали к перекрестку, и наш дорогой монстр, казалось, произнес: "Вы видите, какой я послушный и острожный? Я, можно сказать, еле плетусь". Когда около фермы на дорогу попробовал выбежать воинственно настроенный щенок, монстр сказал: "Гадкий малыш! Возвращайся немедленно к своей матушке, или я рассержусь". Бедный щенок не понял намека, поэтому монстр замедлил скорость и грозно гавкнул. Усмехнулся, когда испуганный щенок стремглав бросился к изгороди, и в следующий момент ветер снова засвистел у нас в ушах.
Наполеон, если я не ошибаюсь, сказал, что сила его армии находится в ее ногах: то же самое можно сказать относительно монстра. Раздался громкий хлопок, и секунд через тридцать мы остановились. С одной из передних "ног" монстра возникла проблема, и шофер сказал: "Да, сэр, - прокол".
Лопнувшее колесо было снято, новое, никогда прежде не бывшее в работе, надето. Во время этой операции монстр поддерживался домкратом; новое колесо было накачано насосом. Это отняло приблизительно двадцать пять минут. Как только починка была закончена, монстр, казалось, заявил: "Как я хочу двигаться, позвольте мне двигаться!"
На протяжении пятнадцати миль дорога была прямой и пустынной. Это согласно моим расчетам, но я не уверен в их правильности.
Больше никаких дифирамбов дороге в то утро не было. Мы должны были прибыть в Ханстэнтон как раз к обеду. Вместо этого, мы задержались, чтобы ликвидировать последствия четвертого по счету прокола в 1.45 пополудни, в двадцати пяти милях от пункта нашего назначения. Причиной этого четвертого прокола стал осколок стекла, длиной в три четверти дюйма, острый, это правда, но весом всего лишь в два пенни, в то время как мы весили две тонны. Это казалось страшной дерзостью. Мы пообедали в придорожной гостинице, и во время обеда ученые мужи провели совещание, по итогам которого было принято следующее:
У нас больше нет запасных колес для нашего монстра, в случае очередного прокола, поскольку мы два раза прокололи передние шины, и два раза задние. Насколько нам было известно, в Ханстэнтоне не было магазина, где мы могли бы купить запасные, но зато такой магазин располагался в Кингс Линн, находившийся от места нашей остановки на том же расстоянии.
Кроме того, по словам шофера, у монстра имелись какие-то проблемы с зажиганием, он точно не знал причины, а потому ему казалось разумным не ехать в Ханстэнтон (то, что мы собирались там пообедать, уже не могло быть целью посещения), но отправиться в магазин в Кингс Линн.
Мы все прониклись его надеждами и решили поступить в соответствии с его предложением.
Мы сели в автомобиль, взревел мотор, и мы покатили по направлению к Кинг Линн. Обратно, как я смутно подозревал, мы должны были возвращаться другой дорогой, но, опьяненный воздухом и движением, я не счел необходимым спрашивать, какой именно. Здесь следует упомянуть об одном незначительном, но все же любопытном факте, а именно, - ни когда мы путешествовали в Кингс Линн, ни когда возвращались домой, мне в голову ни разу не пришла мысль о Бирхэме. Последующие галлюцинации, если только это были галлюцинации, а не что-либо еще, я не склонен относить к результатам самовнушения. Гарри признался мне, что он также не знал, какой дорогой мы будем возвращаться.
Все остальное является не приукрашенным повествованием о том, что случилось. Однако мне кажется, что тем, кто занимается изучением оккультных вещей, оно может показаться интересным.
В ожидании починки нашего монстра, мы пили чай в отеле, глядя на большую пустынную площадь, а потом ждали, когда он за нами заедет. Потом раздался телефонный звонок из мастерской, спрашивали "джентльмена, чей автомобиль у них находится", но поскольку Гарри отправился на прогулку, чтобы раздобыть местную вечернюю газету с новостями о результатах последнего международного матча, сообщение принял я. То, что я услышал, не внушало оптимизма: зажигание барахлило, и наше отправление, вероятно, задерживалось еще на час. Была половина седьмого, а мы находились в семидесяти восьми милях от Данвича.