Избранное
Шрифт:
РОГ
Последние десять дней Альфубель наслаждался солнечной погодой середины зимы, соответствовавшей его расположению на высоте около 6000 футов. От восхода до заката, солнце (к удивлению тех, кто привык представлять себе дневное светило в виде бледного круга, невнятно различимого в мутном воздухе Англии) проделывало свой путь по ярко-голубому небу, а каждую спокойную, безветренную, морозную ночь небосвод украшала сверкающая алмазами звездная россыпь. На радость лыжникам, к Рождеству выпало достаточно снега, а большой каток, восстанавливаемый каждый вечер, являл любителям коньков блестящую поверхность, на которой они выделывали свои замысловатые пируэты. Бридж и танцы помогали скоротать большую часть ночи, и мне, впервые вкусившему радости зимы в Энгадине, казалось, что и новое небо, и новая земля были заново освещены, в меру согреты и в меру охлаждены специально для тех, кто оказался достаточно мудр (подобно мне самому), чтобы провести здесь зимние праздники.
Однако, всему прекрасному рано или поздно приходит конец; однажды днем солнце скрылось в дымке, а в долину с северо-запада хлынул ветер, вобравший в себя холод путешествия по многим милям покрытых льдом вершин, заставив хмуриться до того безмятежную синеву небес. Вскоре начался снегопад; поначалу едва заметными крупинками, размером не более частиц пара, срывающегося с губ и замерзающего при дыхании на морозе, а затем более крупными хлопьями, напоминающими лебяжий пух. И хотя каждый из предыдущих дней имел для меня гораздо большее значение, по сравнению с любым другим, определяющим судьбы целых народов, в виду возможности оставить на ровной поверхности катка самые немыслимые фигуры, сегодня самым разумным было искать убежище в отеле: лучше провести вечер в кресле и одиночестве, чем замерзать снаружи.
Я отдыхал вместе со своим родственником, профессором Ингрэмом, известным физиологом и альпинистом. За последние две недели он совершал пару весьма замечательных зимних восхождения, но сегодня утром предчувствие относительно погоды заставило его отказаться от восхождения на пик Пассуг, и он остался, чтобы удостовериться в правильности своего предвидения. Он расположился в гостиничном холле, придвинув ноги к горячей батарее, с последним номером Инглиш пост в руках. В нем была опубликована статья о результатах последней экспедиции на Эверест, чтение которой он закончил как раз к тому моменту, когда я вошел.
– Весьма интересная статья, - сказал он, протягивая номер мне, - и они, конечно, заслуживают успеха в будущем году. Однако кто может сказать, что таят в себе заключительные шесть тысяч футов? Шесть тысяч футов, когда за плечами осталось уже двадцать три тысячи, кажется, не много, однако в настоящее время никто не знает, как человеческий организм поведет себя на такой высоте. Здесь возможно влияние не только на работу легких и сердца, но и мозга. Могут возникать различные галлюцинации. В самом деле, если
– Что вы имеете в виду?
– спросил я.
– Видите ли, они решили, что обнаружили цепочку следов босой человеческой ноги на большой высоте. На первый взгляд, это выглядит галлюцинацией. Что может быть естественнее в том, что волнение и радостное возбуждение при подъеме на такую высоту привело к интерпретации мозгом неких следов на снегу как человеческих? Каждый телесный орган на такой высоте стремится выжать из себя все, на что он способен, и мозг, анализируя эти знаки на снегу, говорит: "Я в полном порядке, я нормально функционирую, и я утверждаю, что эти знаки есть человеческие следы". Вам известно, что даже на той высоте, на какой мы с вами сейчас находимся, для нашего мозга характерны чрезвычайно яркие представления, - согласно вашим собственным словам. Примите во внимание возбуждение, добавьте к нему пыл и беспокойство, - и что может быть естественнее иллюзии, созданной мозгом в этих условиях! Есть ли это бред, подобный часто сопровождающему высокую температуру, созданный усилием разума, стремящегося выполнить свою работу при наличии чрезвычайных обстоятельств? Это ведь так естественно, что он представляет в обычном виде вещи, которые на самом деле не существуют!
– Но ведь вы же не думаете, что эти отпечатки голой человеческой ступни были иллюзией?
– сказал я.
– Вы только что сказали мне, что подумали бы так только в том случае, если бы не были лучше осведомлены в этом вопросе.
Он поерзал в кресле и посмотрел в окно. Воздух был непроницаем из-за плотной пелены крупных снежных хлопьев, перемещавшейся под завывания северо-западного ветра.
– Совершенно верно, - сказал он.
– По всей вероятности, эти следы были настоящими человеческими следами. Во всяком случае, в большей степени имеющими отношение к человеку, чем к чему-либо еще. Я говорю так потому, что знаю, - в горах обитают человекоподобные существа, и я даже видел одно из них довольно близко. Но, уверяю вас, я ни за что на свете не хотел бы оказаться в достаточной близости, - не смотря на мое всепоглощающее любопытство, - к существу, скажем так, которое оставляет такие следы. Если бы снегопад не был таким сильным, я мог бы показать вам место, где его встретил.
И он ткнул рукой в окно, за которым, по ту сторону долины, возвышалась громада Унгехойерхорна, с острой скальной вершиной, напоминающей рог огромного носорога.
Насколько мне было известно, восхождение на эту гору было возможно только с одной стороны, и то только для самых опытных альпинистов; с трех других сторон хаотичное смешение уступов и обрывов делали ее неприступной. Рог образуют две тысячи футов скальной породы; затем идут пятьсот футов упавших сверх валунов, а затем густые заросли сосен и лиственниц.
– На Унгехойерхорне?
– спросил я.
– Да. Двадцать лет назад еще никому не удавалось достичь его вершины, и я, подобно многим другим, пытался найти подходящий маршрут. Вместе с моим проводником мы три ночи провели в хижине у ледника Блюмен, исследуя его со всех сторон, и, наконец, нам повезло, - мы нашли маршрут, хотя с той стороны гора выглядит гораздо более неприступной, чем отсюда.
И все же в один прекрасный день мы обнаружили длинную поперечную трещину, которая вела к выступу, по которому было удобно двигаться; далее следовало наклонное, покрытое льдом, ущелье, которое вы не можете видеть, пока не окажетесь у его подножия. Впрочем, излишние подробности вам ни к чему.
Большой зал, в котором мы сидели, заполнялся веселыми компаниями, загнанными в помещение внезапным штормом и снегопадом, стало шумно. Музыканты, - традиционно сопровождающие чаепитие на швейцарских курортах, - начинали наигрывать обычное попурри из произведений Пуччини. Мгновение - и полилась сентиментальная, нежная музыка.
– Странный контраст!
– произнес Ингрэм.
– Вот мы с вами сидим здесь, в тепле и уюте, наш слух услаждают приятные незатейливые мелодии, а буря снаружи становится все сильнее и сильнее, и обрушивается всей своей мощью на суровые скалы Унгехойерхорна, или Рога Ужаса, как я его теперь называю.