Избранное

Глазков Николай Иванович

«Желаю стать таким опять…»

Желаю стать таким опять, Каким я был лет в двадцать пять, Когда сложил немного строк, Но бегать мог и прыгать мог. Мечтаю, впрочем, я о чем? Я не был лучшим силачом: С простуд чихал, от стужи дрог, Но драться мог, бороться мог. Себя счастливым не считал. Чего желал? О чем мечтал? Мечтал, что буду я велик, Желал издать десятки книг. О чем мечтал, того достиг, И с опозданием постиг, Что я неправильно мечтал И потому устал и стар. Творю печатную строку, Но бегать, прыгать не могу И стать желаю, как балда, Таким, каким я был тогда! 1979

Тутанхамона видел я в гробу

Е. В. Стаднику

Как

редкостная птица марабу И как жуки степные — скарабеи, Он был людей сегодняшних глупее — Тутанхамона видел я в гробу! Позабывая важную борьбу, Он утолял тщеславие пустое: Хлестал придворных плетью золотою — Тутанхамона видел я в гробу! С печатью величавости на лбу Он золота имел посмертно много, Но выглядел напыщенно, убого — Тутанхамона видел я в гробу! Мои друзья, знакомые, коллеги, Живущие в двадцатом бурном веке, Зря не пеняйте на свою судьбу — Тутанхамона видел я в гробу! Наш век свою имеет похвальбу, Свои золотоносные распадки, И благородней наших дней порядки — Тутанхамона видел я в гробу!

Емеля

(Из детских воспоминаний)

Снега растаяли в апреле, На север отступили валенки, — Бедняк воинственный Емеля Торчал на солнечной завалинке. Шел мужичок — у мужичка Емеля клянчил табачка, Сворачивал себе цигарку, Емеле времени не жалко. Вещал: — От праведных трудов Не будет каменных домов. — Емеле возражали бабы: — А ты б у собственной избы Давно прогнившие столбы Сменил на новые хотя бы! — Сменить столбы давно бы мог, Кабы всурьез не занемог, — Ответствовал Емеля. — Ксплотатор на моем хребте Поездил вволю в годы те, Хожу я еле-еле! — Емелюшка, подумай прежде, Чем говорить одно и то ж. Кто на тебе захочет ездить? Ты никуда не довезешь! — Не довезу. А был когда-то Резвее резвого коня! С того ослаб, что тот ксплотатор Все соки выжал из меня! — Нет! — возразила тетя Поля. — С тобою я училась в школе, Эксплуататор ни при чем. Всегда ты отличался ленью, Не знал таблицу умноженья, Единой книжки не прочел! — Да, к чтенью не имел влеченья, Тогда мне было не до чтенья, Учился я на медный грош, Не знал совсем обеспеченья, Жил без пирожных, без печенья, Бывало, хлеб один жуешь! — И мы, Емеля-пустомеля, Не больше твоего имели, Кутить не ездили в Москву! — Тогда подайте мне краюшку, Да молочка налейте кружку, Да кружку хлебного кваску! Вот так и жил Емеля праздно, Кто знает, может быть, напрасно, Хлеб клянчил, квас и самосад. Зимой, в году двадцать девятом, В своем домишке небогатом Емеля помер, говорят. 1979

Амулет

Пил сынок. Жена сказала мужу: — С алкашами дружен наш Митюша, Но душою милый мальчик чист. Знаю я, что против пьянства греки До н. э., еще в четвертом веке, Амулет носили — аметист. Согласился муж: — Конечно, надо Продолжать традиции Эллады, Уважать Афины и Милет. Камень фиолетовый прелестен, Купим парню с аметистом перстень… Только он пропьет твой амулет! 70-е годы

«Шаги батальона от боя до боя…»

Светлой памяти А. В. Парфенова,

автора повести «Шаги батальона»

Шаги батальона от боя до боя Гремят как чеканная медь, И неугомонно любою судьбою Вершит окаянная смерть. Нелепая смерть… Но не так уж нелепо Погибнуть в тяжелом бою За чистое поле, за ясное небо, За крайнюю хату свою! Совсем не нелепо рвануться в атаку. Когда подступают враги, Когда по пригорку, когда по оврагу Гремят батальона шаги. Уходят в былое Шаги батальонов. Прощаюсь с тобою, Сашуня Парфенов! Не в курской траншее — В районной больнице Погибнуть страшнее, Чем

с недругом биться! 70-е годы

Кольца зим

Стужа кленов и берез коснется — Плохо им! Возникают годовые кольца, Кольца зим. Мы зимой о тройках, колокольцах Говорим, Но и у людей бывают кольца: Кольца зим. Пусть анатом изучает череп, Челюсть, лоб — И увидит эти кольца через Микроскоп. Пусть и химик изучает кости И по ним Установит отложений кольца, Кольца зим. 70-е годы

Ювелиру

Исканья — не рукоплесканья Сегодня ждут тебя. Учиться должен ты у камня, У красок сентября. У леса, сада, огорода, У перьев петуха, У безошибочной природы, У точного стиха! Нас редко посещает счастье — Большое торжество. Но драгоценный камень часто — Живое существо. Сердцебиенье и дыханье Кристалл в себе сберег. Как и у дерева, у камня Есть вдоль и поперек! Сто сорок навыков имея, Их временно забудь: Двухцветный оникс для камеи Укажет верный путь. Стать мастером разумным скоро — Твоя святая цель! Не ведал доброго мотора Бедняга Пирготель [2] ! Любого камушка сиянье Использовать изволь: Актер способный в состоянье Сыграть любую роль! И песню сочинит, и басню Действительный поэт — И не накладывай напрасно Сам на себя запрет! Природа камешков бездонна, Ярчайший этот мир — И нет плохого халцедона, Есть тусклый ювелир! Законы всех искусств едины, Специфика строга: Чти камень в роли господина, Металл — его слуга! 70-е годы

2

Придворный ювелир Александра Македонского.

Чеховский домик

На берегу Садового кольца Стоит уютный двухэтажный домик, К нему подходим, и уже с крыльца Он нас с Антоном Павлычем знакомит. Здесь доктор Чехов принимал больных, Писатель Чехов сочинял страницы — И гражданин великий их двоих Соединил, чтоб правде утвердиться. Достиг он зрелых творческих вершин И помнил молодости идеалы… Когда собрался я на Сахалин, То в домик Чехова зашел сначала. 70-е годы

Турецкая сабля

Сильные направили мечи Против слабых, обнаживших сабли,— Дрогнули в сраженье силачи: Быстро утомились и ослабли. Саблю изобрел простой кузнец — Человек, расчетливо практичный, Понимал он: рыцарям конец, Станет конница демократичной! Покорялись туркам-слабакам Силачи, увенчанные лаврами: Юнаки отважные Балкан, Грозные арабы вместе с маврами. Европейцы — тож не дураки, Очевидцы рыцарской трагедии Переняли легкие клинки, Но ушло на это два столетия! А Стамбулом правящий султан, Говорят учебники истории, Захватить успел десятки стран Солнечного Средиземномория. Русь могучей сделалась потом, Славилась суворовцами храбрыми, Учинила Турции разгром, Но разила турок их же саблями! 70-е годы

Иван Голиков

Иконописец Голиков, Освоив ремесло, Российских алкоголиков Пополнить мог число. Мог позабыться смолоду Законно и зазря, Но всколыхнули золото Знамена Октября! Красу изделий павловских, Ростовскую финифть И суть исканий палехских Сумели обновить! Он осознал, что родственны Шкатулки палешан И флорентийской росписи, И краскам парижан. И вольные соцветия — В них голиковский вихрь — Пополнили созвездие Шедевров мировых! 70-е годы