Избранное
Шрифт:
Как известно, начавшаяся уже и грядущая массовая безработица в городах ударила сильнее всего по «недавнему горожанину» – бывшему селянину. Лучше бы всего ему вернуться обратно в деревню. И плохо ли, если бы возвратился он не во чисто поле, а в родное гнездовье, на родительское подворье. Вот семя, из которого со временем выросло бы могучее древо.
Повторю еще раз: крестьянство должно быть потомственным. И настоящего фермера выпестует только совместная работа, как минимум, трех поколений в одной семье. Сегодняшний же горе-фермер-тип довольно разношерстный, не сформировавшийся, он больше, как бы это сказать, придуман, что ли. Отсюда и завышенные социальные ожидания и нетерпимость к нему.
Мне очень импонируют исследования Пыталовской лаборатории Аграрного института, действующей
Разумеется, о первичном обустройстве фермера за государственный счет и спорить не хочется. Без землеустройства, водоснабжения, электрификации, подъездных путей он, возможно, и обеспечит собственное выживание, но никого другого не накормит. Страхи, что фермер «прогорит», надо оставить… В любом случае ту же дорогу, электростанцию он не заберет с собой.
Увы! Помчавшись на вороных к цели, определенной декларативными указами Президента и такими же постановлениями Правительства, ввергнув в пучину нелегкого сельского бытия мало чего порою смыслящих в земледельческом труде доверчивых людей, власти и сотой доли не сделали того, что надо бы дать человеку, решившемуся взвалить на себя заботу о прокорме страны. Дескать, жил же крестьянин без особой государственной поддержки в царское время.
Вот тут-то следует сказать: время было не то. И крестьянин – не тот. Мой дед, потомственный, знающий, умелый земледелец, работал так, что односельчане про него говорили: «Под шапкой спит». Да и семья у него была, что колхоз, – шесть сынов и три дочери. Тогда единоличник тоже не выживал. Потому-то и были многочисленны крестьянские семьи, бездетность являлась величайшим несчастьем. Ну и, само собой, никакой властвующий режим не додумался до того, чтобы при повышении цен на сельхозпродукцию в 90 раз (как это произошло сейчас) стоимость техники для села увеличить в 520 раз, а кредиты выдавать (тут даже слово «кабальные» звучит ласково) под 200 с лишним процентов.
Крестьянин никогда не был нахлебником у государства, как его хотят представить обжирающиеся и чмокающие нынешние «мальчиши-плохиши», а был «сеятелем и хранителем», по выражению Н. А. Некрасова. За что и был в меру всегда поддерживаем властями. Передо мной лежит прелюбопытный документ, который обнаружил я в шкатулке, оставшейся после матери, – раздельный акт, составленный по случаю выделения части имущества моего деда моему отцу. Выделял дед ни много ни мало молодому хозяину лошадь с упряжкой зимней и летней, корову, часы в футляре (помню, они украшали горницу нашу, как сказочный терем, подымающийся от пола до потолка), а главное – овины и новый дом, построенный почти за беспроцентную ссуду, полученную от государства. Между прочим, и дед мой жил в доме своего отца, построенном не без помощи еще царских властей. Прадед мой, Василий Флегонтович Самсонов, Георгиевский кавалер, фельдфебель, отличившийся в войне с японцами и сменивший фамилию Самсонов, какую носил и опозоривший в ту кампанию российскую армию их командир, на Пискарев, был по возвращении с Дальнего Востока жалован разрешением построить дом из отборного корабельного леса. Что это значило, можно судить хотя бы по такому факту: в юности в местечке Пронье-Воронье довелось мне видеть часовню из такого стройматериала, была она… ровесница Москве. Сейчас этот памятник перенесен во двор Ипатьевского монастыря в Костроме, там располагается музей деревянной архитектуры.
А прадедов дом сгорел. Нелепо. По безалаберности соседа, Миши Мухина, завалившегося пьяным с цигаркой во рту на сеновал. Пожар с его дома перекинулся на наш, на другой, на третий –
…Сейчас кое-где наблюдается объединение фермерских хозяйств. Вроде возрождаются былые безнарядные звенья – просто звенья, как их раньше называли, совестливой работы. Да, ради Бога! Ведь объединяются не «скованные одной цепью» неумехи-лодыри и честные труженики, а самостоятельные, инициативные, заинтересованные люди. Но, похоже, это явление пугает новых властителей, знать, мерещится им за этим возрождение «красных» колхозов и совхозов. А может быть, страшатся они того, что так вот и начнется становление крепкого русского мужика – прочного основания державной мощи государственной? Насаждаемое-то ими «фермерство» к такому точно никогда не приведет: из каждых 100 фермерских хозяйств 70 уже разорились. А страна в прошлом году по сравнению с минувшим импортировала в пять с половиной раз больше мороженого мяса, птицы в 8 раз, урожай зерновых собран на 20 миллионов тонн меньше обычного. И вообще спад продукции сельскохозяйственного производства составил по сравнению с 90-м годом 50 процентов.
«…Земля Русская велика и обильна, да только наряда (порядку) в ней нет». Из глубины веков до наших дней донесся этот стон летописца. Стихнет ли он когда-либо? Освободимся ли мы наконец от самоуверенных, завышенных притязаний, приводящих нас неизменно в итоге, как спесивую старуху из пушкинской сказки, к разбитому корыту?
Папаша гранде нашего села
Они встретились на рыночной площади. Как всегда, он перебирал пучки моркови. Увидев ее, сжался, покраснел, серые губы начали подрагивать, словно силились что-то сказать. Но она, не глядя, прошла мимо.
Еще недавно они были мужем и женой. Жили под одной крышей, вырастили троих ребят… И вот теперь – чужие. Впрочем, чужими они стали уже давно.
Когда все это началось, наверное, не скажет ни он, ни она. Скуповатыми-то их в деревне считали давно, но Николай на пересуды внимания не обращал и жене внушал, что пустые разговоры слушать нечего. Она и сама понимала. Поженились – дом надо ставить, хозяйством обзаводиться. Тут не до лишнего – необходимое бы только справить.
Работали не покладая рук, в воскресный день на рынок успевали – все, глядишь, копейка в семейный бюджет. Деньгами распоряжался Николай. Она не возражала: мужику видней, чего для постройки, для дома надо. Правда, думала, что мыло или сковородку она выбрала бы лучше, но раз покупает сам, наверное, старается, чтобы ей поменьше заботы было. Можно ли осуждать за это?
И вот, как говорится, главную заботу свалили – дом построили. Не ахти какой, но все же. Жаль, новоселье не отметили. Да ведь Николай сказал: не на что…
Потом родился первенец. Так хотелось разделить радость с родными, знакомыми. А он опять: «Нечего шиковать. На «черный» день приберечь надо». И вот так всегда.
Иногда Таисья задумывалась, почему же так получается? Работает она много. Муж тоже. Дети подросли, по хозяйству стали помогать, а достатка особого в семье нет и нет. У других, смотришь, то праздник какой, то покупка дорогая – сервант зеркальный, телевизор, ребятишки красиво одеты, а у них все как-то серо и голо. Мебель в доме самодельная, ребятишки чуть ли не в обносках ходят. За столько лет совместной жизни ни разу не сходили семьей в кино, в гости к себе никого не пригласили. «Нельзя же так жить, Коля» – мысленно спорила она с ним. И молчала, когда встречала вечером усталого после работы мужа: «Работящий человек он. Ведь для дома старается».
Разлад в семье начала Люська – живая, остроглазая девочка, вторая их дочка. Однажды пришла домой возбужденная – и к матери:
– Мама, я была у Кашиных. Как у них красиво! Чаем меня там напоили. Чашки расписаны цветочками. Конфеты поставили. А ваза так и играет, так и играет огоньками. Я хотела было Катю тоже в гости пригласить, а потом раздумала: стыдно. Ничего-то у нас нет…
На девочку пришлось прикрикнуть. Та притихла, но боль, появившаяся после Люськиных речей, долго не проходила в материнском сердце. В самом деле, за работу в колхозе стали получать хорошо. Все живут как люди: и трудятся крепко, и отдохнуть умеют. А они…