Избранные главы элементарной математики. Учебное пособие
Шрифт:
Хакон тоже ничего не сказал. Просто снова встал рядом с ней.
Вокруг них возобновилось празднование, полное знакомых звуков и зрелищ. В тот момент она тоже могла возобновить их дружбу. Пусть все возвращается на круги своя.
Возможно, это было бы безопаснее и мудрее, но это было не то, чего она хотела.
И вот…
Она вложила свою руку в его, пульс затрепетал у нее на шее, когда она почувствовала, какой большой была его ладонь по сравнению с ее. Слегка потянув его за руку, она тихо сказала:
— Пойдем со мной?
Он повернул к ней лицо, выражение было полно
— Куда угодно.
Тело Хакона горело даже тогда, когда они перешли от света костра в прохладную, мрачную тень внешних построек поместья. Другие фигуры, движущиеся в фиолетовых пятнах, расплывались в темноте, но Хакон не обращал на них внимания.
Он позволил Эйслинн увести его в темноту, очарованный гипнотическим покачиванием ее бедер. Он и раньше видел ее в наряде, но в этом платье было что-то такое — глубокий, ярко-розовый цвет, который почти соответствовал цвету ее щек, когда она краснела, — от чего у него кровь стыла в жилах с тех пор, как он заметил ее ранним вечером.
Судьба, он весь день так завидовал Ореку. Мужчина ни о чем не беспокоился, не было никаких сомнений в том, что его невеста появится в назначенное время. Тем не менее, его нетерпение увидеть свою пару и официально начать их новую жизнь в глазах людей было подкупающим.
Собственная тревога Хакона была острее. С того самого дня в саду его не наполняло ничего, кроме мучительных надежд, которые вонзили в него свои клыки и не отпускали.
Его зверь был невыносим, даже сейчас, когда он держал ее за руку и следовал за ней в мягкую темноту, адская тварь не замолкала. Предвкушение сжало сердце в кулак, и он едва мог дышать.
Темнота была не слишком густой, и орочьи глаза без проблем разглядели, что она повела их в дальний конец конюшни. Она безошибочно нашла дорогу и под деревом, немного подождав, нет ли кого поблизости, повернулась к нему лицом.
Хакону стало интересно, слышит ли она, как громко бьется его сердце, потому что для его ушей оно звучало громче, чем барабаны.
Ее маленькая ручка легла ему на грудь, когда она шагнула вперед, к изгибам его тела, и он наклонился ей навстречу. Ее аромат наполнил его нос, сладкая смесь роз, меда и… медовухи.
Он посмотрел ей в глаза, но, конечно же, зрачки были широко раскрыты в темноте.
Легкое движение за его тунику вернуло его внимание к ней.
— Поцелуй меня, — прошептала она, и от нее повеяло медово-сладким ароматом.
— Потому что ты завидуешь тому, что твоя подруга вышла замуж? — ему все равно, не по-настоящему, не после сада, но ему все равно нужно было знать. Он играл в эту игру, чтобы победить.
— Потому что я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Рокочущее мурлыканье зародилось в его груди, и он опустил голову еще ниже. Она встала на цыпочки, чтобы встретиться с ним, и хотя от такого угла у него свело шею, это был один из лучших моментов в жизни Хакона.
Их губы встретились в застенчивом воссоединении, неуверенном и мягком.
Его зверю больше ничего не было нужно.
Выпрямившись во весь рост, вне пределов ее досягаемости, он пожирал ее взглядом.
Она надулась, не понимая, почему он отстранился. Затем она ахнула от восторга, когда он наклонился, чтобы поднять ее и унести.
— Прекрасно, — вздохнула она ему в шею, запечатлев там поцелуй, который заставил его содрогнуться от желания. — Я немного завидую ее замужеству. Но еще больше тому, что она наконец окажется в постели.
Стон Хакона был долгим и проникновенным. Он понес ее к дальней стороне конюшни, где были аккуратно сложены большие тюки сена. Он посадил ее на одну кучу, прежде чем взобраться на другую за ней. Сидя вот так в сене, они были почти одного роста.
Ее улыбка была широкой и полной радости, привлекая его обратно в свое сияние. Ее руки нашли его лицо, обхватив подбородок, чтобы притянуть ближе. Он обнял ее, положив руки на сено, тонкая ткань платья дразнила его кожу.
— Ты не завидуешь тому, что они будут занимаются любовью всю ночь? — прошептала она ему в губы.
— Очень сильно, — сказал он. — Но если бы это был я со своей прекрасной парой, это не была бы ночь занятий любовью.
— Нет? — она запустила пальцы в его волосы, мягким взглядом наблюдая за работой. — Что тогда?
— Ничего, кроме гона.
Он обхватил рукой ее талию, чувствуя тепло и то, как сбилось ее дыхание при его словах. Мягкие губы приоткрылись, и он больше не мог сопротивляться. Он набросился и заявил права на них, наслаждаясь ее вкусом.
Прежняя застенчивость исчезла. Он пожирал ее, заявляя права, пробуя на вкус и насыщаясь. Она задыхалась у его губ, ее ногти царапали его кожу головы.
Его член дернулся к груди, жаждущий ее, но… Не сейчас. Пока нет.
Сначала ему предстояло ухаживать за ней.
Притянув ее ближе к себе на тюке, Хакон утонул в ее вкусе, ощущениях и аромате. Она была всем, чего он так долго хотел, что едва верил, что держит ее, теплую и восторженную, в своих объятиях. Она извивалась и прижималась к нему, ее руки исследовали длину его шеи и ширину плеч.
Он жил ради тихих звуков, которые она издавала глубоко в горле, хотел проглотить их вместе с ее вкусом и сохранить навсегда. Он гонялся за каждым моментом, нуждаясь в следующем, жадный до всего, что она могла ему дать.
Ночь вокруг них была прохладной с фиолетовым оттенком, почти как сон. Для него это был сон, и он молился старым богам, чтобы никогда не проснуться.
Тупые зубы вцепились в его нижнюю губу и потянули, вызвав вожделенное рычание. В ответ он провел рукой по ее талии к груди, осмеливаясь дразнить пальцами вырез ее платья, а затем вниз, находя сквозь ткань сосок.
Она ахнула ему в рот, декадентский стон сорвался с ее губ. Он целовал ее подбородок, челюсть, спускаясь вниз по шее. Эйслинн подставила ему горло, и он ласкал ее языком в знак доверия. Он целовал и посасывал ее шею, чувствуя, как она пульсирует под губами, прежде чем спуститься ниже.