Избранные главы элементарной математики. Учебное пособие
Шрифт:
Фиа тыкнула в него пальцем.
— И не смей рычать на меня! Вы оба прекрасно знаете, насколько это рискованно, особенно когда все ходят по струнке, а Баярд ведёт себя так, будто уже унаследовал замок.
Хакон зарычал уже по-настоящему, пробормотав орочье проклятие под нос.
Эйслинн сдавленно застонала, уткнувшись лицом в подушку.
— А теперь подъём! — объявила Фиа. — Я хотела дать вам поспать, но мэр требует аудиенции. Похоже, люди Баярда обнаглели и терроризируют таверны в городе.
— Жалкие пародии на рыцарей, — пробормотала Эйслинн,
Хакон наблюдал за происходящим, испытывая смесь любопытства и ярости.
Гнев — к рыцарям, которые позорят себя, обижая жителей Дундурана, и ещё больший гнев — к их барону, который использовал их как угрозу против Эйслинн. Но этот гнев смягчался сладким удивлением, пока он смотрел, как его избранница быстро собирается.
Ни она, ни Фиа не выгнали его из комнаты, пока он неспешно поднялся и начал одеваться. Он украдкой наблюдал, как Фиа достаёт свежую сорочку, чулки и корсет из одного из трёх огромных гардеробов. Эйслинн выбрала простое зелёное платье, сказав Фиа, что не хочет тратить время на наряды и желает побыстрее попасть в главный зал.
Фиа зашнуровывала корсет и платье, пока Эйслинн заплетала волосы. Всё происходило быстро и гладко, как идеально отлаженный домашний ритуал. Это зрелище растопило что-то в Хаконе.
Вот какими должны быть их утра — всегда.
Ему так хотелось видеть эту сторону своей спутницы — ту, домашнюю и непринужденную, когда не нужно исполнять обязанности или угождать другим. Эйслинн и Фиа легко болтали, и он чувствовал себя удостоенным чести, наблюдая их сокровенный мир. Это было похоже на принятие — теперь и он мог находиться в этом самом личном пространстве, что смягчало боль от ее отказа прошлой ночью.
Закончив собираться, Эйслинн подошла к нему, сидевшему в кресле и зашнуровывавшему сапоги. Взяв его лицо в ладони, она наклонилась, чтобы оставить поцелуй на его губах.
Между ними повисла тяжелая пауза — он размышлял, что сказать, и что скажет ему она. Она бы не позволила ему остаться и наблюдать, как она одевается, если бы хотела от него избавиться.
— Я пойду. Оставайся здесь с Фиа, пока коридор не будет пуст.
— Хорошо, — он прижал ее ладонь к своей щеке. — Береги себя, виния.
Она улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз. Еще один поцелуй — и она вышла, стражи закрыли за ней дверь.
Хакон и Фиа молчали какое-то время. Когда вокруг окончательно стихло, она махнула ему в сторону кровати:
— Хоть будь полезен, раз уж здесь остался.
Он поднялся и, обойдя кровать, стал помогать ей снимать покрывало, одеяла и простыни. Это было справедливо после того беспорядка, что он устроил, услаждая Эйслинн прошлой ночью — и ни капли в этом не раскаивался.
Хакон искоса взглянул на Фиа и понял — нет, она не позволит ему взять простыню, чтобы сохранить запах Эйслинн.
Когда кровать осталась голой, Фиа достала свежее бельё из массивного сундука.
— Она хорошо спала? — спросила служанка, протягивая ему край простыни.
— Да.
— Хорошо.
— Я беспокоюсь за неё.
— Я тоже.
Фиа нахмурилась, разворачивая одеяло.
— Вся эта история с Баярдом — последнее, что ей сейчас нужно.
— Она… — он запнулся, не зная, как спросить, чтобы не звучать жалким.
Фия подняла глаза, изучающе взглянула на него и ответила на невысказанный вопрос:
— У неё нет и мысли принять его предложение. Они совершенно не подходят друг другу, не то чтобы Баярда это волновало. Она просто тянет время.
Затем она прищурилась, добавив:
— Ей нужен кто-то совсем не похожий на барона. Кто-то, кто сможет ставить её и Дарроуленд на первое место.
Его зверь зарычал внутри при намёке, что он не умеет заботиться о своей паре, но Хакон подавил этот порыв. Фиа сказала не это — хотя её слова было почти так же трудно проглотить.
— Он действительно представляет для неё опасность? Разве его не следует заключить в темницу за измену?
Хакон не мог представить, чтобы вождь Кеннум или даже лорд Меррик стерпели подобную наглость. Но Баярд и не посмел бы выступить против них. Он увидел возможность, когда Эйслинн оказалась уязвима, и решил этим воспользоваться.
Хакон позаботится о том, чтобы барон пожалел об этом.
— Вряд ли он причинит ей вред, — ответила Фиа. — Она ему нужна. Хотя это не мешает ему вести себя невыносимо.
Её недовольное ворчание вызвало у Хакона одобрение.
— А его люди?
— Угроза для всего, что дорого моей госпоже, — Фиа перестала взбивать подушку и серьёзно посмотрела на него. — Она всегда ставит свой народ на первое место, и они любят её за это. Они будут защищать её и её права до конца.
Уши Хакона покраснели, но он осмелился признаться:
— В моём сердце она тоже на первом месте.
Фиа медленно кивнула.
— Хорошо. Она заслуживает не меньшего.
?
— У вас моё слово, мэр Догерти, что все рыцари будут вести себя безупречно, — заверила Эйслинн расстроенного мэра Дундурана. Как избранный представитель народа, он был обязан докладывать семейству Дарроу о проблемах горожан, особенно внезапных или срочных.
Догерти — добродушный мужчина с лысой головой, выдающимся брюшком и, как он сам выражался, «чертовой кучей внуков» — бросил на Баярда недовольный взгляд. Барон стоял в стороне, надменный и высокомерный. Всё время встречи у него было такое выражение лица, будто он съел что-то кислое.
Эйслинн уже перешла грань раздражения — слухи о том, что рыцари Баярда каждую ночь буянят, пристают к женщинам, пугают скот и даже пьяными скатывают бочки в реку, выводили её из себя. Судьба, как вообще функционирует Энделин, если Баярд позволяет своей свите вести себя как избалованным юнцам?