Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
В соседнем кресле ехидно улыбается баронесса — седая дама в наколке и бриллиантах. Наблюдая за мужем, она надменно и презрительно цедит сквозь зубы:
— Отто… мне кажется, что ты начинаешь входить во вкус… латышской поэзии… Зачем все это?.. Когда есть столько прекрасных немецких стихов и драм…
Мейендорф вздрагивает и опускает бинокль.
— О, конечно… Но пускай на здоровье пишут о древней жизни, о ручейках и даже о свободной любви.
— Но это безнравственно!.. И потом… взять себе псевдоним
Баронесса встает и, не дожидаясь ответа, направляется к выходу. Мейендорф следует за ней.
— Ах, Биби… Губернатор должен быть просвещенным и либеральным… Таково знамение века.
Антракт. В фойе играет струнный оркестр. Прогуливается нарядная публика.
В фойе появляется Аспазия. Ее со всех сторон приветствуют поклонники.
Когда поэтесса проходит мимо балюстрады, дорогу ей преграждает Калниньш.
— Аспазия…
— Господин Калниньш?.. Вот уж не ожидала встретить здесь представителя вашей газеты.
Калниньш целует руку поэтессы:
— Талант покоряет всех!
К ним приближаются Райнис и Петерис. Калниньш окликает их:
— Петерис! Плиекшан!
Затем он, явно наслаждаясь своей ролью, говорит Аспазии:
— Разрешите представить вам членов нашей редакции… господин Петерис… наш главный редактор господин Плиекшан.
Пожимая руку Райниса, Аспазия спрашивает:
— А где же ваш знаменитый бунтарь Райнис?
Члены редакции с мимолетной усмешкой переглядываются. После паузы Петерис отвечает с подчеркнутой серьезностью:
— Райнис… Он так робок и молчалив, что избегает появляться в обществе.
Аспазия недоверчиво улыбается.
— Вот как?.. Ну, я не спрашиваю вашего мнения, господа…
Калниньш не дает ей договорить.
— Мы разделяем общий восторг!
Петерис иронически оглядывает Калниньша.
— Я всегда удивлялся способности господина Калниньша сохранять юную восторженность гимназиста.
Аспазия пожимает плечами.
— А вы не способны на восторги, господин Петерис?
— Это зависит от повода, мадам.
Райнис, не отрываясь, смотрит на Аспазию.
Через фойе, мимо гуляющей публики, пробирается Вимба с большим букетом цветов. Он озирается по сторонам, разыскивая Аспазию.
Райнис и Аспазия идут по фойе. Возле колонны они останавливаются.
— …Я рад случаю, Аспазия, поблагодарить вас за чудесные латышские стихи, — продолжает разговор Райнис. — Они замечательны уже тем, что свободны от немецкого духа… Но не скрою от вас, я испытал и большую горечь.
Поэтесса весьма удивлена.
— Горечь? Почему же горечь?
— Потому что вы все свое прекрасное дарование размениваете на пустяки.
Аспазия
— Вы считаете пустяками любовь? Ненависть?
— Конечно, нет! Но задача истинной поэзии воспевать любовь к свободе, которая окрыляет человека, воспевать ненависть, которая вооружает его для борьбы!..
— О-о!.. Вы, видимо, последователь господина Белинского?
Райнис спокойно возражает:
— Почему только Белинского?.. И Белинского, и Добролюбова, и Писарева, и Чернышевского…
— Вы избрали себе тернистый путь, господин Плиекшан… Белинского поэты боялись, но они его не любили.
— Вы полагаете? А вот стихи одного поэта, посвященные Белинскому:
…Не покупая у молвы Постыдной лестью одобренья, Он честно правду говорил И многих в жизни рассердил… Зато никто так не был страстно, Так бескорыстно и прекрасно Любим, как он…— Кто это написал? — спрашивает Аспазия.
— Не более не менее как Некрасов!
— Ах, да…
Подходит Вимба, он учтиво кланяется Райнису.
— Простите…
И, повернувшись к поэтессе, добавляет:
— Аспазия, вас ждут за кулисами.
Аспазия берет под руку Вимбу и кивает головой Райнису.
— До свидания. Весьма сожалею, что вынуждена прервать наш разговор. Но я надеюсь, мы к нему еще вернемся, господин Плиекшан.
— Когда?
— Когда-нибудь.
Аспазия прощается с Райнисом и быстро удаляется с Вимбой.
Комната редакции «Диенас Лапа». Стоя у конторки, Райнис пишет. За ним с одобрительной улыбкой следит Петерис. Калниньш по своей привычке устраивается в кресле. Все трое без пиджаков.
Петерис берет за плечо Райниса.
— Я предлагаю назвать статью: «Не все то золото, что блестит».
Калниньш поднимается из кресла и тоже подходит к конторке.
— Ну, зачем же так резко? Все-таки она очаровательна.
Райнис наклоняется над рукописью и что-то в ней подчеркивает.
— Нужно сказать ей правду… ей и публике.
Петерис начинает рассуждать, как будто думая вслух:
— Если она настоящий человек, она поймет справедливость этих слов. Если же она самовлюбленная особа…
Его перебивает насмешливый голос Аспазии:
— Самовлюбленная особа пришла выслушать свой приговор.
Члены редакции в изумлении поворачиваются к двери.
Поэтесса стоит в сумраке лестницы.
Они торопливо надевают пиджаки и спешат к ней навстречу.
Аспазия в прекрасном настроении.