Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Седая женщина с волосами, поднятыми по старинной моде высоким валиком надо лбом, стоит у окна. Внизу по улице метет поземка. Ветер крутит снежные вихри. Подъезжают и останавливаются у подъезда машины. Сверху, из окон, они кажутся похожими на жуков.
Большая комната, увешанная картинами русских мастеров. Это столовая Павловых.
Владимир Иванович — сын Павлова — в кресле. Скорбная группа учеников и сотрудников.
Седая женщина стоит у окна. Это Серафима Васильевна — жена Павлова.
Старинные
Мы видим Павлова таким, каким привыкли видеть его на фотоснимках и портретах последнего десятилетия: борода, седые кусты бровей, глубоко сидящие пронзительные и острые глаза. Чуть приметная усмешка в них. Павлов точно посмеивается над синклитом маститых врачей, толпящихся у его постели, и над своей собственной беспомощностью. Кто-то почтительно выстукивает ему спину. В отдалении стоит Семенов.
П а в л о в. Надо расширить летние вольеры. И зимние тесны. Засунули в ящик, где уж тут наблюдать!
С е м е н о в. Хорошо, Иван Петрович.
П а в л о в. Когда у меня лекция?
С е м е н о в. Послезавтра.
П а в л о в. Придется, пожалуй, перенести, а? — и он сердито смотрит на врачей.
Врачи тревожно переглядываются: где уж тут послезавтра…
— Иван Петрович, дорогой, дайте все-таки выслушать, — говорит один из них.
Некоторое время Павлов, поджав губы, отдается на волю врачей и снова не выдерживает:
— Да, пришлите-ка мне эту книгу Хоука. Возражает, а сам ни бельмеса. Английские благоглупости! Ну, что вы мне печень щупаете? Обычная простуда и больше ничего. Хватит, господа!
Павлов решительно натягивает одеяло, откидывается на подушки. Только сейчас впервые тень усталости, тень смертельной болезни проходит по его лицу.
Врачи вполголоса совещаются у окна.
Еще больше машин за окном. Группа людей стоит у подъезда.
Павлов лежит, закрыв глаза, и, словно борясь с недугом, он сжимает кулак и с силой опускает его на постель.
В комнату, где ждут решений консилиума, вбегает Милочка, внучка Павлова, — видно, пришедшая с гулянья. За ней гонится няня с шубкой и галошками в руках. Спасаясь от няни, Милочка пробегает гостиную. Топот ее детских башмаков гулко раздается в напряженной тишине комнаты. Вскочив с кресла, навстречу ей бросился отец, но Милочка уже распахнула дверь. Вместе с ней ворвалась в комнату больного Павлова ликующая, мажорная тема жизни. Она гремит в оркестре.
Навстречу ей — этому вестнику жизни — просияло лицо Павлова. Привстав, он протягивает Милочке руки. Сердито машет сыну — оставь, мол.
П а в л о в. Гуляла?
М и л о ч к а. Ага!
П а в л о в (зажав ее крохотные ручки в своих больших старческих руках).
М и л о ч к а. Ни чуточки. (Покосившись на группу врачей, стоящих у окна). У нас во дворе ледянка, во какая!
Гостиная.
Открываются, наконец, двери, и группу вышедших врачей обступают ожидающие.
Павлов и Милочка одни.
П а в л о в (усмехнувшись). Ну вот, Милочка, кажется, у нас теперь есть свободное время.
Но Милочка уже заинтересовалась редкостной игрушкой. Она берет банки из ящика, стоящего на кресле, и расставляет их рядами на столе. Павлов с улыбкой наблюдает за ее стараниями. Его взгляд скользит по столу, уставленному склянками с лекарствами, и останавливается на картине, висящей над постелью. Это пейзаж Левитана. Не то окские, не то волжские просторы. Вечер. Ширь… В музыке возникает тема старинной русской песни. Эта широкая музыкальная тема точно раздвигает рамки комнаты и звучит уже…
…в песне грузчиков на окской пристани. Молодой Павлов в короткой студенческой куртке идет со старшим братом берегом Оки. Сумерки. Облака, окрашенные вечерней зарей. Силуэт далекой мельницы на горизонте. Кое-где над рекой клочья тумана, похожие на упавшие облака. Звучит песня.
И снова постель. Задумавшийся Павлов.
— Куда это я шел? — шепчет он про себя.
Окраина Рязани. По дощатому тротуару идут Иван и Дмитрий Павловы.
Два старика в валенках, хотя и летняя пора, сидят с клюками на завалинке. Покосились вслед.
П е р в ы й. Это чьи ж студенты?
В т о р о й. Отца Петра нашего сыновья. Три сына, а приход передать некому.
Зазвонили ко всенощной. Старики снимают картузы и крестятся.
Идут Иван и Дмитрий…
Простоволосая баба гоняется по булыжной мостовой за испуганно кудахтающей курицей.
Деревянные домики с крылечками. Девчата у ворот лузгают семечки.
Звонят ко всенощной.
И в а н. Сонное царство! Скажи, Митя, а у тебя не бывает во сне, что ты торопишься, бежишь со всех ног, а сам ни с места. Страшно ведь.
Д м и т р и й (улыбнувшись). Бывает, после мамашиных блинов только.
И в а н. Ты знаешь, а у меня это и наяву. Такое ощущение, что я должен торопиться, торопиться, и ведь сам еще не знаю куда! Жизнь-то ведь одна, понимаешь? И надо прожить ее по-настоящему, по-человечески.
Впереди возвышается тяжелый каменный дом. Сияет вывеска «Телегин и сыновья». Братья останавливаются у дома.
И в а н. Ты подожди, я скоро.
Он толкает калитку. Оглушительный собачий лай. Работник держит пса, норовящего броситься на вошедшего.