Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
— Нет! — крикнула Рейни и в отчаянии ударила ладонью по небьющемуся стеклу. — Нет, Чаки! Черт возьми, нет!
Мальчишка увидел бегущего к нему Люка, отвернул в сторону и обнаружил пытающегося расстегнуть кобуру Чаки. Лицо его мгновенно окаменело.
— Стоять! — приказал Люк.
В следующее мгновение подросток с силой швырнул рюкзак в Люка и, воспользовавшись его секундным замешательством, налег на педали и помчался прочь. Чаки все еще возился с кобурой. Рейни даже показалось, что на щеках его блеснули слезы.
— Черт, черт,
Увы, велосипедист уже свернул с улицы и через секунду исчез между домами. Люк огорченно фыркнул и, вернувшись к машине, вызволил из заточения Рейни и Куинси. Все собрались у лежавшего на тротуаре рюкзака, куда подбежал и запыхавшийся Каннингэм.
— Что он натворил? — выдохнул волонтер, вытирая щеки. — Что в рюкзаке? Что тут произошло?
— Не всё сразу, — рыкнула на него Рейни и посмотрела на Люка. Он пожал плечами, опустился на корточки и приник ухом к зеленому холщовому мешку.
— Никакого тиканья не слышу. — Люк приподнял рюкзак и нахмурился. — Ничего не звякает. Черт, да тут, похоже, книги.
Он решительно дернул за шнурок, и на тротуар упали два увесистых фолианта в тонком кожаном переплете и с золотым тиснением. Библия, Ветхий и Новый завет. Приложенная записка гласила: О'Грейди. Господь прощает.
— Бог ты мой, — с несчастным видом пробормотал Чаки. — Я едва не застрелил мальчишку.
— Думаю, нам всем пора перевести дух, — негромко сказал Куинси.
Люк поднял оба тома, отнес их к передней веранде и положил у двери. Потом, не говоря ни слова, уселся за руль, сполз до уровня приборной доски, проверил, на месте ли шляпа, и возобновил наблюдение.
Глава 24
Бекки О'Грейди осторожно приложила палец к простроченному черными нитками рту Большого Мишки. Он смотрел на нее, не мигая, своими большими золотистыми глазами.
— Ш-ш-ш, — прошептала она. — Нам нельзя шуметь.
Большой Мишка помогал ей. Бекки знала, что ему не нравится в гардеробе и что его всегда пугала темнота. Но сейчас он держался как настоящий смелый бурый медведь. Она медленно повернула ручку дверцы и чуть-чуть ее приоткрыла, а Большой Мишка не издал ни звука.
В гостиной снова ругались. Бекки тут же замерла. Мамочка и папочка ругались уже давно. Из-за какого-то человека, о котором мамочка рассказала утром. Папочка сказал, что ей не надо было этого делать. И почему бы ей не довериться во всем ему?
Мамочке было плохо. Она сказала папочке, что он не желает признавать действительность. Бекки не знала, как это понимать, но ее опечалило, что мамочка сердится, ведь доктора сказали то же самое про нее саму.
Может, это плохая болезнь? Тогда понятно, почему ее лучшая подруга, Дженни, больше не приходит к ней играть. Так уже было, когда Бекки заболела ветрянкой. Тогда с ней тоже никто
При мысли о Дэнни у нее заболело в груди, и она еще крепче прижала к себе Большого Мишку.
Папочка с мамочкой снова заругались. Папочка кричал, что мамочка плохо заботилась о Дэнни. Мамочка кричала, что во всем виноват папочка. «Где Дэнни взял оружие, Шеп? Скажи мне, как Дэнни добрался до оружия?»
Бекки отодвинулась в самый темный угол гардероба и закрыла дверцу. Свет и голоса пропали. Она прилегла на старое одеяльце, которое положила туда мамочка, и обняла Большого Мишку.
Иногда, оставаясь одна в темноте, она почти могла дышать. Давившая на грудь странная тяжесть уходила, и ей становилось почти хорошо. Она чувствовала себя в безопасности. В порядке. Здесь, в темноте, ее никто не мог обидеть.
Она закрывала глаза, и все плохое улетало. Она словно парила в воздухе, думая о котятах, облаках и всем том, что любила больше всего.
Сегодня Бекки тоже попыталась так сделать. Она крепко-крепко зажмурилась и прижалась щекой к мягкой макушке Большого Мишки. Но фокус не сработал. Она никуда не улетела, а так и осталась маленькой девочкой, сидящей на жестком полу в шкафу, где пахло старой обувью.
Бекки снова видела Салли и Элис. Видела их лежащими на полу. Потом она увидела красивую мисс Авалон.
А потом подняла глаза…
Бекки шмыгнула носом и уткнулась лицом в плечо Большого Мишки.
— Надо быть смелым, — сказала она ему. — Надо быть смелым. И не шуметь.
Большой Мишка был очень смелым бурым медвежонком. Он молчал, когда Бекки качала его, а в большой комнате ссорились родители. Молчал, когда она хныкала и отгоняла злобных монстров. Молчал, когда она плакала и видела много всякого страшного, вроде того, что случилось с красивой мисс Авалон.
После фруктового салата у нее болел язычок. От бессонных ночей болели плечи. Но Бекки не сдавалась. Она была сильная. Папочка всегда говорил, что она в него — настоящий следопыт.
Бекки не знала, что такое следопыт. Но она хотела быть такой, как папочка, большой, сильной и смелой. Ей нужно было быть такой.
Она должна быть сильной. Должна защитить Дэнни.
Начало похоронной службы по Салли Уокер и Элис Бенсен назначили первоначально на час дня, и пройти она должна была в белой епископальной церквушке на Четвертой улице. Но уже к полудню все скамьи, фойе, лужайка и парковочная площадка были до предела заполнены надевшими траур соседями, и преподобный Олбрайт перенес все на кладбище. Землекопы торопливо установили палатки, и колючий океанский ветер безжалостно трепал синие тенты над головами собравшихся.