Избранные произведения. Том 2. Повести, рассказы
Шрифт:
– Думаю, понадобится приличный начальный капитал, может, в каком-нибудь банке кредит взять?
Но Габдельгазиз на это и ухом не повёл. Он весь был в своих фантазиях и от души наслаждался ролью, которую сам для себя придумал. Все великие комбинаторы мира: Остап Бендер, Салам-Торхан, Хлестаков, Мюнхгаузен были просто младенцы по сравнению с ним.
– Много думать вредно, надо быть решительней. «Смелость города берёт», – говаривал мой отец. С первого урожая мельницу построим. В городе откроем две заправки.
Габдельгазиз, постепенно понижая и понижая голос,
– Первый урожай земляной груши отнесём в ансамбль песни и пляски Татарстана.
– Не понял. У тебя там что, красотка на примете есть, что ли?
– Да нет. Пусть ещё лучше пляшут, выше Махмуда Эсенбаева прыгают. И президента нашего угостим, говорят, у него тоже давление скачет.
– Чтобы начать дело, приличные деньги понадобятся, – ещё раз повторил утомлённый Сайфи.
– Не мелочись, брат. Сложим в мою коричневую папку то, что есть, и будем очень экономно расходовать. Твои расходы быстро оправдаются, у меня уже есть заявка из Армении. Армяне знают толк в полезных продуктах. Вот с Израилем собираюсь наладить контакт.
С того памятного дня двоих друзей в белых, как январский снег, рубашках, в ярких галстуках, с толстыми папками под мышкой можно было видеть в различных министерствах, ответственных организациях, у глав администраций. Везде они излагали свою идею:
– Топинамбур… Нам бы кредит получить.
– Топинамбур… Продукт XXI века, будущее татарского народа. Только отсталые руководители не понимают этого…
Возглавлять список «отсталых» руководителей никому не хотелось, снисходительно улыбаясь, все подписывали бумаги, шлёпали печати, но денег никто не давал. Молодая жена Сайфи, не боясь показаться отсталой, пыталась противостоять затее мужа.
– Да не связывайся ты с этим Габдельгазизом. Нет работы, нет заботы. Лет на пять-шесть спокойной жизни денег нам хватит. А этот абзый в жизни ничего стоящего не сделал. Вы уж сколько раз пытались создать ему условия. Кроме пьянства и растранжирования денег, он ничего не умеет.
Но поезд уже ушёл, и никакая в мире сила не могла бы остановить этот разогнавшийся паровоз. И вот, проклятие! Расходов выходило во много раз больше, чем рассчитывали. Вначале старались тратить деньги как можно экономнее, будто через сито просеивали, но постепенно Сайфи окончательно поверил в прекрасное будущее топинамбура, своё и вообще всей татарской нации и раскрутился, что называется, на всю катушку.
Время шло. Уже растаял зимний снег, по Волге прошёл ледоход, зажурчали ручейки, на южных склонах кое-где из-под снега выглянули подснежники. В один из таких прекрасных дней в кабинете руководителя администрации некоего района появились два приятеля в белоснежных рубашках и пёстрых галстуках. Руководитель, крупный мужчина с приятной шевелюрой, был крутого нрава, но оказался чутким к национальному вопросу татарином.
– Ребята, у меня времени в обрез. Что вы хотели?
– Мы хотели бы арендовать у вас тридцать гектаров земли.
Это было как раз то время, когда колхозы распадались, землю раздавали направо-налево, кому попало.
– Нет проблем, –
Габдельгазиз прошёлся по мягкому ковру, чтоб унять волнение:
– Мы засеем её земляной грушей – топинамбуром.
– Это что-то вроде репы, что ли? – поинтересовался руководитель с любопытством взглянув на арендаторов.
– Фоат Мансурович, это совершенно новое направление, чисто татарский бизнес. Чрезвычайно полезные свойства этого продукта должны помочь нашему народу возродиться, обрести независимость, – начал привычно убеждать Габдельгазиз.
– Да, интересно, – только и успел вставить Фоат Мансурович. Но Габдельгазиз сел на любимого конька и продолжил расписывать необыкновенные успехи, которые их ждут в будущем:
– Как вы думаете, почему наш народ до сих пор в неопределённом состоянии? Вон наши единоверцы – чеченцы, югославские мусульмане, косовские албанцы, курды – все протестуют, борются. А татары всё пляшут под чужую дудку. А ведь среди наших предков были такие великие люди, как батыры Алып, Чура, Гали, такие гениальные организаторы, как Аттила, Кубрат-хан. Огненные кони Золотой Орды долетели до самых Альп.
Габдельгазиз всё больше распалялся и вводил в свою речь всё новые и новые выразительные средства.
– Почему вы думаете, что после падения Казани татары никак не могут возродиться как нация? Да потому что им не хватает витамина, который бы придал им силы. Картофельная баланда размягчила их мозги. Только земляная груша – топинамбур может вернуть их к жизни. Вон какая мощь в них была, пока они не пристрастились к картошке. По-моему, раньше наши предки вместо картофеля употребляли земляную грушу, поэтому в них была такая сила и мощь…
Габдельгазиз, уже сам поверив в свои фантазии, ещё раз напомнил о славном прошлом своего народа и выразил твёрдую уверенность в том, что татары могут и должны быть в одном ряду с французами, немцами или хотя бы с чехами, финнами и шведами.
– Для обновления крови и восстановления утраченной пассионарности каждый татарин в год должен съедать как минимум ведро земляной груши. Это ещё мы ведём речь лишь о двух миллионах татар, живущих в Татарстане! Живущим за пределами Татарстана помощь придёт позже!
Габдельгазиз не на шутку распалился и настолько вошёл в роль, что посчитал вполне логичным то, что у взволнованного Сайфи из глаз брызнули слёзы.
– Пожалуй, в будущем мы накормим своим волшебным продуктом и татар от смешанных браков, – торжественно завершил свою пламенную речь Габдельгазиз.
Руководитель администрации слушал всё это выступление, глядя в окно, и трудно было понять, о чём он, собственно, думает.
– Название какое-то странное, – проговорил он, наконец, воспользовавшись паузой. – Топинамбур. Это, вроде, какая-то новая культура, наши предки вряд ли о ней знали. Я-то всегда думал, что силу и мощь они получали от конины и кумыса. Надо же, оказывается, мы совсем не знаем своей истории, – сказал он, то ли шутя, то ли всерьёз.