Избранные произведения

Джами Абдуррахман

Не плачет он, когда гнетет беда,

И счастьем не гордится никогда.

ЗУЛЕЙХА ПОСЛЕ СМЕРТИ МУЖА СТРАДАЕТ ИЗ-ЗА ЮСУФА

Не знает сердце радости и света,

Когда оно любовью не согрето.

Своим томлением поглощено,

Земных забот не ведает оно.

Пусть превратится мир в сплошное море,

Где волнами вскипают скорбь и горе, —

То сердце даже не замочит вал,

Который на земле забушевал.

Пусть превратится мир в кипучий праздник,

В источник смеха, в самый лучший праздник,

Что сердцу скорбному веселый пир?

Оно не слышит, как ликует мир!

Попала в клетку Зулейха, как птица:

Весь мир задумал в клетку превратиться!

В те дни, когда она не знала слез,

Был дом ее приютом свежих роз,

Она сама, как роза молодая,

Жила, под сенью мужа расцветая.

Она ни в чем не ведала нужды,

И лик ее сиял светлей звезды.

Лишь о Юсуфе скорбь ее снедала,

Печаль о нем ее не покидала.

Когда ушел азиз, ее супруг,

К ней на порог нужда явилась вдруг.

Беспомощную, в бедности, в печали

Лишь грезы о Юсуфе утешали.

Она в развалинах нашла приют,

Где горести с разлукою живут

Она не знала сна, не знала пищи

И плакала в заброшенном жилище:

«Где дни великой радости земной,

Когда любимый был всегда со мной?

Когда я каждодневно восхищалась

Красою, что не мне предназначалась?

Но воспылала я враждой к нему,

Сама его отправила в тюрьму

Тайком ходила по ночам в темницу —

Взглянуть на лик, что затмевал денницу

Тюрьма была отрадой для меня:

Сиял он за оградой для меня!

Теперь всего лишилась я всецело,

Душа страдает, мучается тело.

Он — образ, что в душе моей живет,

А с ним в душе я не боюсь невзгод.

Тот образ придает мне жизни силы:

Моя душа и есть тот образ милый!»

От

горьких вздохов облако над ней

Казалось черного шатра черней.

От зноя зол и бед, что жгуч и долог,

Защитой был ей вздохов черный полог

Нет, не шатер, а щит над ней чернел:

Он был укрытьем от небесных стрел.

Не будь щита, не будь брони для тела,

Она б от стрел на небо улетела.

Она рыдала каждый день и час,

Уже не слезы — кровь текла из глаз.

Она тряслась всё время в лихорадке,

И, чтоб от боли дать ей отдых краткий,

С ресниц на губы падала вода,

И жар немного остывал тогда.

Так кровью слез рыдала постоянно,

И эти слезы стали, как румяна,

И клятву верности скрепила вновь

Из глаз ее струившаяся кровь.

Она за страсть, как бы верна условью,

Наличными расплачивалась: кровью!

Лицо свое царапала в ночи,

Глаза ее — кровавые ключи,

Глаза и щеки — красные чернила,

А письмена судьбина сочинила!

Соскабливала всё с души своей,

Чтоб образ друга стал в душе светлей,

И била так себя, познав суровость

Разлуки, что обрел жасмин — лиловость!

Рыдала: «Как мне другу стать четой?

Я — лилия тоски, он — свет земной,

Но что мне делать? Лилия стремится

В ту сторону, где светится денница!»

Она царапала свой нежный лик

И грызла пальцев сахарный тростник.

Ладони превратились в шелк атласный,

Расписанный ярчайшей краской красной.

Ладони превратились в письмена

От пальцев-перьев рукопись красна.

Начертана на тех ладонях повесть,

А в ней — огонь любви, судьбы суровость.

Хотя любимый в тайну тайн проник,

Он этой страсти не прочел дневник...

Так Зулейха, чей жребий столь печален,

Немало лет жила среди развалин.

С годами стали волосы белы:

Явилось молоко взамен смолы.