Избранные произведения
Шрифт:
Вскричали: «Замолчи, молокосос,
Ты всуе это имя произнес!
Не для тебя то имя, и заране
Ты прилепил бы свой язык к гортани.
Едва из уст твоих летит оно,
На нем тотчас рождается пятно.
А если удержать язык не сможешь,
Душевного старанья не приложишь —
Мы твой
Твою из тела душу извлечем!»
Так на него кричали те невежды,
И понял Кайс: повален столб надежды,
Не для него, не для его забот
То деревце желанное цветет.
Сказал Навфалю: «О бесстрашных пастырь,
От моего ожога — лучший пластырь!
Скажи ты тем, чей путь ведет к войне, —
Хотя бы вот что пусть позволят мне:
Как иногда, у речки сидя, птица
Клюв опускает в воду, чтоб напиться,
Так пусть и я смогу, хотя б на миг,
Хоть изредка взглянуть на милый лик,
И одного достаточно мне взгляда,
Чтобы всю жизнь жила в душе отрада.
В том взгляде черпать счастье бытия
Всю жизнь, и днем и ночью, буду я».
Но родичи подруги речь угрозы
Сказали: «То несбыточные грезы!
Тебе, отверженному навсегда,
Взгляд на нее есть то же, что вода
Тому, кто псом взбесившимся укушен.
Умрешь, коль будет наш приказ нарушен,
А если от разлуки — боль в груди,
Иди, в жилье разлуки смерть найди!»
Страдалец, на разлуку осужденный,
Навеки от любимой отрешенный,
Сказал Навфалю: «Воинов глава,
Как марево, обман твои слова!
Сказал ты, что мое прогонишь горе,
Прогнал, да не на деле — в разговоре!
Но не твоя — моя во всем вина,
Любому, кто не слеп, она видна:
Мое злосчастье с самого начала
Бунчук твоей удачи в прах втоптало.
Ну где мне счастья жизни петь напев?
Ну где мне жаждать чар прелестных дев?
Не для меня — любовь и наслажденье,
Моя стезя — безумье
Сказал — и встал Маджнун, тоской объят,
Своим стихам приплясывая в лад.
Чалму он сбросил, — так, созрев приметней,
Плоды свой цвет роняют в полдень летний.
Одежду сбросил, — так, до наготы,
Ветвь сбрасывает осенью листы.
Он поднял руку, боль познав разлуки, —
Чинар, поднявший ветви, словно руки!
Тут многие заплакали вокруг,
А он главу посыпал прахом вдруг.
Иные били в грудь себя камнями,
А у него в груди пылало пламя.
Как разорвавшая тенета лань,
Он побежал в пустыню, в глухомань.
Опять к нему пришла болезнь безумья,
Опять в степи запел он песнь безумья:
«Лайли — царица радостей и нег,
Маджнун — страданьям обречен навек.
Лайли владычица прекрасноликих,
Маджнун — в пустыне друг онагров диких.
Лайли — друзья и близкие хранят,
Маджнун — газелей быстроногих брат.
Лайли — среди людей, что скал надменней,
Маджнун — по скалам бродит средь оленей.
Лайли — поет подругам песнь свою,
Маджнун — внимает совам, воронью.
Лайли — свободна, как луна на небе,
Маджнун — в тюрьме тоски влачит свой жребий...»
МАДЖНУН ВЫКУПАЕТ У ОХОТНИКА ГАЗЕЛЬ И ОТПУСКАЕТ ЕЕ В ПАМЯТЬ О ЛАЙЛИ
Однажды из ночного родника
Испило небо каплю молока.
Земля, стремясь к рассветному веселью,
Простерлась перед солнечной газелью.
Маджнун открыл глаза средь горных трав,
От сна самозабвения восстав,
И от скалы он отделился быстро:
Так от кремня отскакивает искра.
Спустился в степь в предутренней тиши,
Кружился он, как вихрь, в степной глуши.
Завидуя, о зверях и о птицах
Он думал со слезами на ресницах:
«Всему живому жить дано вдвоем,