Избранные произведения
Шрифт:
Ян Кохановский — творец польского стиха 325 Остается рассмотреть еще несколько размеров, ведущих свое происхождение, по-видимому, от латинской поэзии, т. е. в конечном счете от эпохи средневековья. Это: 1) 7, 2) 8, 3) 13(7 + 6). В данном случае следует исключить гуманистические западноевропейские влияния, так как все три размера с давних пор широко применялись в польской религиозной поэзии, а 13-сложный размер, по всему вероятию, проник в XV в. в польскую народную песню. Подобная гипотеза имеет под собой то основание, что 13-сложный размер типа 7 + 6 уже в XV в. встречается в религиозных песнях, мелодии которых, согласно мнению историков музыки, ведут свое происхождение из народа. Я имею в виду «Псалтырь Иисусов» 1488 г. Тот же самый Яхимецкий утверждает, что мелодия, на которую поется 13-сложник имеет несомненно народный характер, что в ней ощущается танцевальная основа, точно так же, как и в дополнениях к «Богородице».11 В противовес стихотворному размеру 13 (7 + 6) полностью чужды народной песне бесцезурные размеры: 7- и 8-сложник. Лось пишет: «8- и 7-сложных стихов без цезуры в фольклоре славянских народов почти не встречается».12 Однако известно, что эти ритмы типичны для религиозных средневековых песен, в особенности песен наиболее древних. Польская религиозная поэзия тоже изобилует стихами, где применяются оба эти размера. Можно утверждать, что эти размеры сами по себе чужды народной песне славянских народов. Тень сомнения на их славянское происхождение накладывает и то обстоятельство, что более чем 6-сложная строка бывает обычно двучленна. Характер мелодии народных песен требовал цезуры, и потому эти размеры не могли повлиять на народный стих, в котором 7-, 8-слож- ные строки имеют форму: 4 + Зи4 + 4. В 8-сложном стихе принцип симметричного деления строки мы можем наблюдать и в латинских религиозных песнях. Последним
326 К. Будзык 11-сложник типа 4 + 7. Его особенность заключается в том, что исключена возможность его праславянского происхождения, так как его можно обнаружить лишь в русских народных песнях. Однако неизвестно, как следует отнестись к выводам, которые напрашиваются сами собой в связи с его присутствием в средневековых латинских песнях. Его литературная судьба в Польше тоже весьма своеобразна. Предшественники Кохановского, не исключая и анонимных авторов польских религиозных песен, совершенно не употребляют этого ритма. После Кохановского его использовал в 1590 г. Себастьян Грабовец- кий в своих «Духовных стихах». Трудно сказать, было ли это заимствованием из Кохановского или же в такой форме проявилось непосредственное влияние версификации латинских религиозных песен на одного из главных поэтов контрреформации. Потом мы встречаем этот размер лишь в поэзии Норвида. Знаменателен тот факт, что этого ритма избегают «Песни — танцы — паваны», а также «Рокса- ланки», несмотря на то, что на те и на другие заметно повлияла чарнолесская поэзия. У самого Кохановского этот размер является редчайшим исключением. Все эти рассуждения дают основания для следующих выводов. Бесспорное праславянское происхождение можно признать за пятью стихотворными размерами чарнолесской поэзии: 1) 5, 2) 6, 3) 10(4 + 6), 4) 13(8 + 5), 5) 14(8+6). Для размеров: 1) 10(5 + 5), 2) 11(5 + 6), 3) 12(6 + 6) —это можно считать весьма вероятным. Не народное, а стало быть, в конечном счете, латинское и средневековое происхождение имеют размеры: 1) 7, 2) 8, 3) 13 (7 + 6). Генеалогия следующих четырех размеров Кохановского совершенно не ясна: 1) 9(5+4), 2) 11(4 + 7), 3) 12(7 + 5), 4) 14(7 + 7). Подтверждение этим выводам можно получить, сопоставив ритмику Кохановского с ритмикой современных народных и популярных песен. Возьмем сначала те размеры, происхождение которых, руководствуясь изложенными выводами, следует считать средневековым, латинским. Это: 7, 8, 13 (7 + 6). Действительно следует признать, что бесцезурный 7- и 8-слож- ный стих чужд не только современной польской народной песне, но
Ян Кохановский — творец польского стиха 327 и старинной народной песне. Запись полноценного 7-сложника конца XIV в. дает нам двучленность размера: 4 + 3. Это подтверждается и народной колядкой светской тематики, адресованной хозяину-помещику, из сборника так называемых «Сельских забав», изданного в 1543 г. в Унглеровской типографии: «A czyj ze to nowy trzem. . .» Дальнейшее подтверждение этому дает не сохранившийся доныне сборник колядок XVI в., описанный Затэем 13 и содержащий зачины народных песен, которые служили для указания колядок. Первая строка одной из песен этого сборника такова: Szla dzieweczka po wode. Следует отметить, что мы обязаны Кохановскому записью целого двустишия народной песни, имеющей 7-сложный размер 4 + 3. Стоит привести этот отрывок, в котором можно увидеть отношение поэта к народному стихосложению. Фрашка, содержащая эту запись, сама отчасти имеет тот же размер: Meglewski, na ma dusze, Zawzdy sie ro'smia'c* musze Wspomniawszy na naszego Gospodarza dobrego. Ja sobie brzakam w strone, Pie's'n przy'spiewajac one; «A dla twojej ochoty Jeszczem tu od soboty». «Panie, nie zycz mi szkody, Jeszcze's tu ode 'srzody». Как мы видим из этой фрашки, 60% строк имеет размер 7 (4 + 3), который несомненно заимствован из народного стихосложения. Иные произведения Кохановского, написанные 7-сложным стихом, проявляют в той же самой мере или немного слабее уже отмеченную нами тенденцию. Еще более ясно вырисовывается эта тенденция в отношении •8-сложника. Народная форма этого стиха двучленна: 4 + 4; мы можем подтвердить этот факт на материале XV и XVI вв. Со второй Ср.: Studia z dziej'ow kultury polskiej. Warszawa, 1949, стр. 89.
328 К. Будзык половины XVI в. ведет свое происхождение обрядовая брачная формула, выдержанная безо всяких отступлений в этом размере: Miluj, mila, miluj wiernie, Miej go w sercu zawzdy pewnie. . . Упомянутые выше «Сельские забавы» 1543 г. также содержат запись народной песни этого ритма. Колядка обращена к хозяйке-помещице: «A ta pani 'slicznie chodzi. . .» Несмотря на то, что Кохановский написал 8-сложным бесцезурным стихом значительную часть своих произведений, мы сможем зафиксировать и тут уже отмеченную выше тенденцию. Причем, в 8-сложных стихах еще более, чем в 7-сложных, Кохановский претворял в жизнь принцип, присущий народному стихосложению. Так, например, «Собутка» содержит 73.9% строк, имеющих членение, свойственное народному ритму: 8 (4 + 4). Несколько особую проблему представляет собой литературный тип 13-сложника: 7 + 6. Я уже говорил, что этот размер существовал в польской народной поэзии в конце XV в., о чем свидетельствует «Псалтырь Иисусов», где мы встречаемся с мелодиями, заимствованными из народных песен. Латинское происхождение этого размера возможно, но не бесспорно. Лось утверждает, что размер 7 + 6 можно найти в сербских, польских, украинских и русских народных песнях. На основании этих данных можно считать, что размер 7 + 6 появился в поэзии в XV и XVI вв. отчасти под влиянием латыни, отчасти под влиянием народной песни. Во всяком случае, несомненна популярность этого размера в народе во времена Кохановского, который в одну из своих песен включил следующую строфу: Nazajutrz sie jednaja: przedsie go nalewaj, A kto z niezadnym glosem, przed pany za'spiewaj: «Chciejze pomnie'c, a dobrze baczy'c, namilejsza!» — «W czerwonej czapce chodzil», — zda mi sie cudnejsza. Процитированная поэтом первая строка народной песенки" «Chciejze pomnie'c. . .» имеет как раз этот 13-сложный размер типа 7 + 6. В сущности, ритмическая структура этой строки народной песни может быть выражена как 4 + 3 + 6. Вероятнее всего, что
Ян Кохановский — творец польского стиха 329 это специфически народная форма, так как мы находим ее и в собранных Затэем «Зачинах» народных песен: «Zagrajze mi taneczek Tomickiego Piotra...» Мы вновь можем отметить тот немаловажный факт, что Кохановский отходит в некоторых песнях от классической формы 7 + 6 и отдает предпочтение (достигающее даже 85% строк) структуре: 4 + 3 + 6. В религиозных песнях XV в. 13-сложник сохраняет в этом отношении знаменательную нейтральность. Фрагменты народных песен, сохранившихся в чарнолесской поэзии, были уже издавна известны. Однако исследователи, как правило, недооценивали их значения для понимания народности поэзии Кохановского, а порой становились жертвами дезориентации. Так,, например, Синко уже давно обратил внимание на народное происхождение известного отрывка из VI трена: («Juz ja tobie moja matko sluzy'c nie bede. ..»). Несмотря на это, в комментариях к изданию «Польских произведений» Кохановского мы читаем: «Мы затрудняемся сказать, заимствовал ли Кохановский данное четверостишие из свадебных песен или сочинил его по образцу этих песен».14 Предположение Синко не было поддержано полонистами, которые со своей стороны могли бы подкрепить гипотезу известного филолога фактическим материалом. Ведь шестой трен написан 13-сложным стихом народного типа: 8 + 5, который полностью претендует, как мы видели, на праславянское происхождение; поэтому данный размер игнорировала поэзия просвещенных слоев общества. Его народное происхождение не может подлежать сомнению. В народной песне мы чаще всего наблюдаем члененную форму 13-сложной строки 4 + 4+5 или 4 + 4 + 2 + 3. Следует подчеркнуть, что такое членение встречается и у Кохановского. Смешивая обе разновидности этого размера, и народную, и литературную, Кохановский бесспорно отдает предпочтение той форме, которая господствует в народном стихосложении. Пять произведений, написанных 13-сложным размером15 и насчитывающих в общей сложности 174 строки, содержат 127 строк, т. е. 73% строк, выдержанных в народном ритме 4 + 4 + 5. В одном из 14 Jan Kochanowski. Dziela polskie, t. II. Wyd. J. Krzyzanowski, Warszawa, 1952, стр. 327. 15 Там же, Fraszki, II, 97; Pie'sni, I, 8; Psalmy. 18 u 122; Tren VI.
330 К. Будзык произведений количество этих строк доходит до 87.5%. Следует поэтому подчеркнуть, что, кроме Кохановского, ритм 4+4 + 5 можно обнаружить в «Песнях — танцах — паванах» и «Роксоланках», сборниках, созданных, как уже было сказано, под сильным влиянием народной песни. Помимо того, размер 8 + 5 один единственный раз появляется еще у Шажиньского. Поговорив о 13-сложном стихе народного типа 8 + 5 или 4 + 4 + 5, мы можем перейти теперь к обсуждению той категории размеров чарнолесской поэзии, происхождение которых мы считаем наверное или почти наверное праславянским. Это, как мы уже видели, в группе I: 5; 6; 10 (4 + 6); 13 (8 + 5); 14 (8 + 6); и в группе II: 10(5 + 5); 11(5 + 6); 12(6 + 6). Сопоставление этих ритмов с ритмами
Ян Кохановский — творец польского стиха 331 ждение размеров 9(5 + 4), 11(4 + 7), 12(7 + 5), 14(7 + 7) по- прежнему остается неясным. Наиболее загадочен 12-сложник типа 7 + 5, загадочен потому, что в популярных песнях из лютневой та- булатуры Стшешковского мы находим его в необычайно вычурной строфе: \2аа 666 Ювв. Такой строфы и такого 12-сложника не знает вся существующая до сих пор польская поэзия. Этот размер не встречается также в народной песне ни у одного из славянских народов. Поэтому данный размер скорее всего чужой, может быть, итальянский. Кохановский написал двадцать произведений этим размером; по-видимому, он опирался на живую традицию, одним из проявлений которой могло быть стихотворение из сборника песен лютневой табулатуры Стшешковского. Мы видим, что нет никаких фактов, которые говорили бы в пользу польского или народного происхождения этих размеров. Подобный негативный результат по сравнению с результатом, полученным недавно при помощи сравнительного метода, делает еще более правдоподобным позитивный вывод о польском и народном происхождении уже ясных с этой точки зрения размеров Кохановского. Я хотел бы видеть в этом также положительный итог контроля, которому подвергся сравнительный метод благодаря дополнительному материалу. И если это так, то в дальнейшем с возрастающей уверенностью можно применить этот метод по отношению к трем последним размерам, происхождение которых иначе выяснить невозможно. Три оставшихся ритма — 9(4 + 5), 11(4 + 7), 14(7 + 7) — обладают одной общей чертой. Все они засвидетельствованы в польской народной песне, мы также встречаемся с ними в украинской или русской народной песне. Если бы генеалогия этих размеров была западноевропейской, то нельзя было бы ожидать такого совпадения. Поэтому прежде чем будут произведены детальные на этот счет исследования, происхождение всех трех размеров следует считать славянским, точнее говоря средне- и восточнославянским. Следовательно, в Польше их можно считать размерами народного происхождения, появившимися благодаря внутриславянским связям, объединявшим славянские народы в эпоху их обособленности, которая наступила после исчезновения праславянского единства.
332 К. Будзык Для этой гипотезы нам дает основание неопровержимый факт тесных связей древнепольского и древнерусского народного творчества. Как много народных песен почти одинаковой формы мы сможем найти еще и сегодня в фольклоре польском, украинском, белорусском: и русском! Эту гипотезу подтверждает также новая точка зрения на народность мещанской лирики и «Роксоланок» Зиморовича. Несмотря на открытые заимствования произведений этих двух жанров из стихотворных произведений Кохановского, как «Песни — танцы — паваны», так и «Роксоланки» обнаруживают сильное влияние восточнославянских народных песен. Это ощущается главным образом в области ритмики. В высшей степени знаменательно, что «Песни—танцы— паваны» начала XVII в. и их современницы «Роксоланки» демонстрируют в общей сложности такое богатство и разнообразие ритмики, которое намного превосходит возможности ритмики поэзии Возрождения во второй половине XVI в. У Кохановского мы находим очень большое количество стихотворных размеров, а именно 15, однако в этих двух сборниках их имеется в три раза больше, причем 26 из них ,были совершенно не известны до той поры польской поэзии. Среди этих 26 размеров мы обнаружим ряд размеров, с которыми можно встретиться в настоящее время и в польских, и восточнославянских народных песнях, но там окажутся и такие, которые не известны польской народной песне, но которые зато бытуют в восточнославянской народной песне. Из списка стихотворных размеров народных славянских песен, составленного Лосем» мы можем уяснить себе, что 9-сложник (3 + 3 + 3) характерен для украинской свадебной песни, именно этот размер мы встретим в «Роксоланках», которые тоже представляют собой свадебные песни, а их автор — несомненно поэт польский — был gente Ruthenus, как это тогда называли. Еще одним доводом в пользу славянского происхождения этого размера является присутствие его в произведениях Мицкевича и Словацкого, т. е. поэтов несомненно знакомых с восточнославянской народной песней. В таком же положении находятся следующие размеры польской мещанской лирики и «Роксоланок»: 1) 11(3 + 5 + 3), 2) 11(6 + 5), 3) 12(5 + 7), 4) 12(8 + 4),
Ян Кохановский — творец польского стиха 333 5) 16 (5 + 5 + 6), 6) 16 (8 + 8), 7) 17 (5 + 5 + 7), 8) 19 (6 + 6 + 7). Все эти размеры выразительно свидетельствуют о влиянии ритмики восточнославянской народной песни на мещанскую лирику и на «Роксоланки». Существуют и такие размеры, которые, не указывая на направление влияний, свидетельствуют в то же время о взаимных связях. Но мы не всегда сумеем — даже ориентировочно — определить характер и хронологию этих связей. Однако некоторые из них восходят безусловно к эпохе лраславянского единства, а иные несомненно принадлежат к более позднему времени. Наличие восточнославянских влияний в ритмике чарнолесской поэзии не должно никого удивить, хотя до сегодняшнего дня этот факт оставался незамеченным. Подобные влияния уже заметны в песне, обращенной к богородице и датированной XV в.: «О Maryja, kwiatku panie'nski», которая написана 9-сложным стихом типа 4 + 5. 4 Совершенно особые проблемы возникнут перед нами, если мы займемся вопросом о том, какое значение имело поэтическое творчество Яна Кохановского для формирования строфики современной польской поэзии. Создав ряд новых строфических типов, Кохановский обогатил поэзию в чисто количественном отношении, но не это обогащение является главной его заслугой, хотя подобный факт следует рассматривать как один из существенных результатов его писательской деятельности. Самое важное заключается в том, что Кохановский произвел в области строфики изменения чисто качественного порядка. Одной из важнейших перемен, которая происходит в поэзии в первой половине XVI в., польская литература обязана книгопечатанию. Появление типографий создало условия для победы национального языка в письменности, что в свою очередь привело к изменению способа распространения и способа усвоения поэтического материала. Поэтический текст до той поры усваивался памятью и был передаваем из уст в уста при помощи мелодии песни или мело- декламационного речитатива. Кохановский, будучи прежде всего
334 К. Будзык поэтом лирическим, перенес поэтические приемы, характерные для песни, в область поэзии, предназначенной главным образом не для певца, а для читателя. (Исключение составляют «Псалтырь», отчасти «Собутка» и некоторые песни). Следует отметить, что это новаторство Кохановского легко обнаружить как раз с помощью сопоставления его строфики со строфикой его предшественников. Как известно, Бернат из Люблина оперировал одной лишь строфой, состоящей из четырех строк, всюду с одинаковым 8-сложным изосилла- бическим размером. Рей, творчество которого лишь хронологически в некоторой мере современно Кохановскому, а по существу предшествует чарнолесской поэзии, применял 10 различных строф, но применял их крайне редко, за исключением 8-строчной строфы сравнительно позднего «Зверинца». Зато в стихах Кохановского мы встречаемся с 58 различными строфами, причем поэт создает их с чрезвычайной легкостью и 'применяет весьма свободно. Достаточно сказать, что около половины всего запаса строф употреблено Коханов- ским один-единственный раз. Появление лирических стихов в печатных книгах в перирд существования песни, предназначенной только для певца, находится в тесной связи с процессом формирования абсолютной силлабики. Относительная силлабика была вполне допустима в песне, так как главную роль играла там мелодия, ее ритм опирался на такты, а не на слоги. Правда, слоговое неравенство в тексте, предназначенном для пения, должно было сводиться к минимуму, иначе оно нарушило бы правильное чередование тактов. Полная асиллабика была возможна лишь в литературных песнопениях, основанных на немензуральной музыке. В этой музыке отсутствовал принцип одинакового количества тактов, в ее основе лежала лишь смена мелодии (так называемый cantus planus). Поэтому победа абсолютной силлабики над асиллабикой является по существу победой музыки светской, а, значит, в тогдашних условиях музыки народной над музыкой церковной. Правильная силлабика строфики Кохановского явилась вероятнее всего следствием отрыва текста стихотворной строфы от мелодии. Необходимо отметить, что Кохановский стремился к ритмической правильности, которая присуща была несенным произведениям