Избранные работы
Шрифт:
50
«Пейте
Тогда загляните на дно ее, с которого подымается жизнь, исследуйте серьезно, есть ли в ней здоровые разветвления для всего высшего.
Подите затем в страшное место, думайте при этом о венке всех почестей и произнесите тогда громко творческие слова, скажите: «Да будет!» «Да, да будет!» – говорит и Господь, и тихо нисходит его благословение, ибо Он не делает посмешищем того, кто хочет своего совершенства.
Затем помолитесь, но молитесь только самим себе, и вы вызовете из собственной природы дух, который услышит вас. Жить – значит быть глубоко одиноким; в ее хрупкую почву не проникнет ни единая капля росы, пока ее не разорвет внутренний дар.
Для Господа Бога – триумф, когда вы не гибните перед ним, когда вы вместо того, чтобы тупо стоять в пыли на коленях, стоите во всей красе, когда вы, подобно дереву, гордо не склоняете вашей главы над цветами, когда вас только тяжесть благословения впервые принуждает склоняться до земли.
Долой вино! Кто еще не пылает, тот не достоин его поцелуя, а кто сам пылает огнем, тот уже давно стоит просветленный жаром. Вам подходит только одно удовольствие, только одно шествие в бурю и ночь, которое вызовет из вашей темной груди небо, усеянное звездами!»
Надо ли мне еще говорить особенно о гражданском воспитании.? Таких тем очень много и они велики. И, кроме того, то, что я мог бы сказать, само собой разумеется после всего сказанного. Конечно, гражданское воспитание необходимо, настоятельно необходимо. Но оно совершенно не достигает своей цели, если преподносится сверху и извне, как в закрытой коробке, по предписанию принимать через каждые восемь дней по столовой ложке. А нужно создать возможность свободного самостоятельного изучения и безусловно независимого взаимного обмена мнений и импульсов. Однако все это касается только теоретической стороны; главным же делом была бы практическая, подготовительная, школа. Политическая партия рабочих совершенно справедливо поняла это в своем положении борющихся. Правда, и там еще часто действуют слишком доктринерски и централистически сверху; но, несмотря на это, в этих небольших и даже самых маленьких организациях пульсирует сильная жизнь, действие которой доходит до отдельных личностей. Необходимо честно признать, что там вершится гражданское воспитание; с какой тенденцией – это не место обсуждать здесь, можно совсем отрицать ее, – здесь идет речь о том, как это делается, а там все-таки часто достигают того, что почти каждая способность привлекается к деятельности, определяется на свое место и, таким образом, развивается. И именно то обстоятельство, что дух, в котором это происходит, не представляет собой чего-то вполне единого, как бы этого хотелось, является, с точки зрения воспитания, скорее полезным, чем вредным: как раз борьба сил сохраняет их живыми и предохраняет от ослабления.
Но, правда, воспитание это партийно. Я совсем не хочу сказать, что не следует становиться на сторону определенной партии, потому что и по отношению ко всему целому остается верным только что сказанное: крупные силы должны и здесь бороться друг с другом, чтобы избежать ослабления и увядания. Но такое состояние вражды не должно, конечно, продолжаться вечно, и если оно не будет преодолено, то в заключение и нация и человечество должны будут раствориться. Примирение, может быть, состоится в очень отдаленном времени, но само по себе оно должно всегда признаваться возможным, и его необходимо требовать и при этом с обеих сторон. На каком же основании его необходимо признавать возможным и требовать? На основе истины, которую должна беспартийно признавать воля как на той, так и на другой стороне. Вот почему наряду с партийным воспитанием и прежде всякого партийного воспитания необходимо было бы ввести социальное и политическое самообучение, социальное и политическое самовоспитание, которое в своем направлении руководилось бы стремлением к объективности, к строгой и единой свободной от тенденциозности научной истине,
Совершенно верно и то, что мы никогда не бываем и не можем быть вполне объективными, но стремиться к этому мы должны и можем, – это так же верно, как и то, что разум и наука являются «самыми высшими силами человека». Наша народная, академия представляет собою доказательство того, что, руководясь чистой волей, можно объединиться, чтобы совместно исследовать истину в области высших общих дел народа и искать общих выводов. Наши университеты сделали великий поворот с того момента, как они сознательно и определенно отказались подчиниться какой-нибудь определенной догме и стали считать своей высшей и святой обязанностью безусловную свободу исследования. Она проводится в социологических и исторических науках, в религиозных, в философии и во всех других научных областях. Правда, что социология и история до сих пор еще не достигли таких верных научных фундаментов, как, например, математика и естественные науки, но науками они стали в том смысле, что задались серьезной целью беспристрастно исследовать истину, не спрашивая себя о том, кому она будет угодна и кому неугодна. Итак, нечто подобное должно быть все-таки возможно, значит, и политическое воспитание юношества может стремиться к такой же объективности.
Руководители венских, мюнхенских и берлинских высших народных курсов думают, что они могут близко подойти к миру рабочих только таким путем, что принципиально исключают из своего рабочего плана политические, социальные и религиозные вопросы. Я считаю это большой ошибкой. Рабочие не скажут спасибо за такую оскопленную науку, за науку, которая не только оставляет без ответа, но у которой вообще не хватает мужества спрашивать и дать спросить себя как раз в таких вещах, которые в конце концов все-таки глубже и интимнее касаются человека, а особенно рабочего, чем естественные науки, техника и все другие великолепные вещи. Это было бы признанием того, что нет науки об этих вещах, что занимающие кафедры ученые, которые являются как бы призванными представителями их, в сущности, признаются сами: мы тоже партия и защищаем в действительности на кафедре партийные интересы, как мы это, например, ставим в упрек марксистам. Тут есть только одна дилемма: или об этих вещах есть наука и то, что в этой области делают университеты, является наукой, т. е. стремлением к полной, чистой объективности – тогда «шпаги наголо!»: покажите их нам, дайте нам отчет, разрешите, если можете, наши серьезные сомнения! Или же в действительности вы тоже занимаетесь партийной наукой, т. е. тем, что вы не без основания ставите в упрек политическому партийному воспитанию. Конечно, тот, кто обращается к науке,
Я коснулся многих вопросов, но слова школа для продолжения образования, не были произнесены. Скажу вам откровенно, что знаю ее слишком мало, чтобы высказать в этом отношении вполне точное суждение. Мое впечатление (я могу следить за этим вопросом некоторым образом только по литературе), подтверждавшееся многими обстоятельствами, было сначала таково, что такая школа, во всяком случае, является только средством, продиктованным нуждой, но, правда, и помощью, которая была и остается необходимой. Обогатить по содержанию и углубить преподавание в школе для дальнейшего образования, назначить для этого такое время, которое бы позволяло обставить его плодотворно, т. е. брать не вечерние часы, когда все чувствуют себя усталыми, а, насколько только возможно, именно утренние часы, – все это казалось мне всегда настолько само собой разумеющимся, что трудно было бы понять, почему эта цель не достигается или достигается тяжелой борьбой, если бы мы не знали, что здесь имеют значение материальные интересы. Далее, само собой разумеется также, что это учреждение необходимо должно быть обязательным для того, чтобы его влияние распространялось на те слои, которые в нем наиболее нуждаются. Во всем этом уже достигнуты изрядные успехи или же на достижение их имеется много шансов. Конечно, радостное впечатление от школы для дальнейшего образования было бы очень понижено, если бы в ней все недостатки, которыми страдает народная школа, были только продолжены, если бы даже и религиозный раскол был также благополучно перенесен туда. Необходимо самым настоятельным образом предостерегать против такой ошибки. Но это касается опять таких вопросов, которых я лучше не буду затрагивать, потому что здесь я не вижу конца.
Уже давно я защищал требование, которое, к моей большой радости, выдвигается теперь за последнее время все больше и больше: замена школы для продолжения образования полной школой для всех до 18 лет, Но тут подымаются опять, только в еще большей мере, указанные раньше опасения. Эта школа не должна быть ни в каком случае простым, однородным продолжением народной школы, как она существует теперь, но она должна носить собственный, значительно более свободный характер. Основное количество общеобразовательных предметов, наряду с этим большой выбор специальных курсов не по абсолютно свободному выбору, а по выбору, который был бы ограничен определенными рамками, считаясь с избранной специальностью, так что для каждой определенной специальности были бы предписаны определенные курсы, нарушение этих пределов разрешалось бы, во всяком случае, только наиболее способному и то в исключительных случаях. Таким образом, я не сказал бы: школа для продолжения образования или специальная школа, – а считал бы правильным соединить их обе в одно большое многосторонне подразделенное учреждение. Важной и трудной предпосылкой было бы далеко идущее освобождение 14-18-летних детей от работы, направленной на заработок. Полного освобождения можно было бы, может быть, избегнуть. В мастерской, которая устроена для обучения, изготовляются ведь также вещи, и наиболее способный учащийся имел бы право получать скромное вознаграждение, когда он достиг бы такой ступени, на которой его работа приобретала бы известную ценность. Мне неизвестно, была ли такая мысль испробована уже на практике. Мне казалось бы, что она обещает очевидные выгоды, а именно: такой путь заключал бы в себе сильное поощрение учащихся. Не говоря о каких бы то ни было педагогических интересах, мне кажется, между прочим, что эта мысль отвечает простой справедливости и обещает вместе с тем детям несостоятельного класса народа помочь отодвинуть до некоторой степени наступление поры, когда нужно взяться за самостоятельный заработок.
Но во всем этом я не компетентен и хочу этим только поставить вопрос на очередь. А чего необходимо еще коснуться в заключение, так это крупного вопроса о том, какого нравственного воздействия можно ожидать от школы для дальнейшего образования или от задуманной полной школы, обучающей детей до 18 лет.
Таким образом, мы довольно основательно оградили бы себя от бессистемного, а потому легко сбивающегося на неверные пути блуждания, – правда, не на все время, потому что мы не можем располагать им. Вообще было бы нехорошо, если бы на предполагаемую нами школу стали бы смотреть опять-таки только как на продолжение жалкого принуждения, которым детские школы, в сущности, только сами затруднили свою работу и сделали большую часть народа своим врагом. Тем опаснее в этом случае переход к необузданной распущенности, безразлично, проявится ли она в свободные часы в продолжении школьных лет или позже. При таких условиях рассчитывают на военную службу. Но нам хорошо известно, что она дает как нравственная опора особенно в сексуальном отношении. Очень серьезные, знающие дело люди считают годы военной службы школой пьянства и разврата. Не достает именно разумного перехода от связанности во время школьной жизни к совершенной (нравственной) свободе более поздней жизни. Переход этот отсутствует также между средней школой и университетом. Англия и в этом отношении имеет в своих колледжах, которые соответствуют старшим классам наших средних учебных заведений, а также первым университетским семестрам, возможность более постепенного перехода; к этому должны стремиться и мы.
Вы понимаете, что именно здесь я прежде всего хочу свободы для собственных, на ответственности самих участников основанных союзов молодежи для телесных упражнений и игр, товарищеских развлечений и художественных интересов, для свободного обмена мнениями по этическим, социальным, политическим, религиозным вопросам, а также для свободного взаимного поощрения ко всякой побочной научной работе, для которой еще остаются время и силы. Вся постановка образования для этого возраста должна быть рассчитана на добровольное желание в очень широких размерах, во всяком случае, в более широких, чем все наши теперешние школы. Она должна давать самые богатые побуждения, руководство и контроль, насколько это требуется, а в частностях предоставить свободному выбору все, что только возможно. А таких частностей далеко не мало, особенно в тех отделах общего образования, где вообще не так важен выбор и отграничение материала, как интенсивное углубление и самостоятельная, систематическая работа. Особенно во всем, что касается литературы и искусства, собственный вкус должен найти полный простор, в сочинениях надо стремиться к самой широкой свободе в выборе темы и способе ее развития – и так во всем. Всюду единство связей, но не однообразие материала и тем менее разбора.
Это, конечно, требует прежде всего учителей., которые бы сами вполне свободно владели своим предметом и обладали бы достаточными сведениями и в других областях. Лишь таким образом создается свободное отношение между учителями и учениками, что теперь – признаемся откровенно в этом – встречается только в исключительных случаях. Учитель должен также принимать участие в свободно устраиваемых занятиях, играх и т. д. в часы отдыха, но не как учитель, не как начальство, а просто как равный. Если же благодаря своей личности или знанию дела он пользуется внутренне обоснованным авторитетом, то он придет ему на помощь и здесь; если у него нет авторитета, то он вообще не годится для своего поста. Вообще самая серьезная трудность в начале всякого свободного преподавания заключается в том, чтобы найти достаточно учителей, у которых есть не только добрая воля быть свободными и свободно воспитывать, но которые действительно свободны, а потому и могут воспитывать свободно и к свободе. Эта трудность объясняется тем, что теперь они, в общем, воспитаны несвободно, да и не могут быть воспитанными иначе: современная система не позволяет этого, и если встречаются люди, которые свободны и умеют свободно воспитывать (к счастью, таких учителей много и в настоящее время), то они обязаны этим сами себе, а не системе. Для меня несомненно то, что свободные учителя у нас будут с того момента, когда вся наша система образования, а также и образование учителей, примет более свободный характер.