Избранные
Шрифт:
Наше знакомство с хозяевами продолжилось за завтраком, который длился больше часа, и после которого, наконец, Хеаскааре вывели яхту в море.
Практически сразу, как судно оказалось в открытой воде, у меня началась морская болезнь. Маарет дала таблетку, которая должна была облегчить моё состояние, и сказала, что дня через три болезнь пройдет. Но таблетка не помогала, и мне становилось всё хуже. Матвей с Берндом отвели меня в трюм – самое прохладное и тёмное место на яхте. Матвей подержал фонарь, а Бернд быстро и ловко соорудил для меня постель. Мне было совершенно всё равно
– Мне уже легче, – я слабо улыбнулась мужчинам. – Но трое суток – это совсем не мало! Это – почти половина запланированного срока плавания! Идите, не беспокойтесь обо мне! Я попытаюсь уснуть.
– Это правильно, – согласился финн, – станет легче.
Выключив фонарь, Матвей поставил его у изголовья моей постели, и мужчины ушли.
Оставшись одна в полной темноте, я принюхалась. В трюме приятно пахло кожей и древесиной. Раз нет пыли, – значит, нет и мышей, – решила я и улыбнулась тому, что сейчас меня радует не какая-нибудь глубокая мысль, или что-то значительное, а всего лишь отсутствие мышей.
Чтобы отвлечься от сосредоточенности на собственной слабости, я заставляла себя прислушиваться к равномерному шуму двигателя и ритмичным ударам волн в корму. Вскоре я утратила ощущение времени и погрузилась в полузабытье, похожее на сон. Неожиданно, словно от толчка, я очнулась: в трюме было совершенно тихо. Похоже, яхта остановилась.
Нащупав фонарь, я включила его, встала с постели, и, цепляясь за перила винтовой лестницы, быстро поднялась на палубу. Всё море и яхта были укрыты плотным туманом. На палубе никого не было. Я заглянула за борт: внизу равномерно шуршали мелкие волны. Не понимая, что происходит, я кинулась в гостевую каюту.
Матвей спокойно лежал в своей кровати и читал какой-то журнал.
– Почему стоим? Где Хеаскааре?
– Потому что туман! – Матвей поднялся навстречу мне. – Хеаскааре – в своей каюте. Чего ты так встревожилась?! Ну, туман! Никто не ожидал, что он так быстро сгуститься, поэтому мы продолжали несколько часов плыть от берега, а надо было бы сразу вернуться. Теперь мы уже далеко в море. Бернд решил, что пока просто заглушим двигатель и отдохнём.
На наши голоса из своей каюты вышли и супруги Хеаскааре. Увидев, что я поднялась из трюма, они поспешили осведомиться о моём самочувствии.
Вместо ответа, я требовательно обратилась к Бернду:
– Что дальше делать?
– Это неожиданная для меня ситуация, – извиняющимся тоном отвечал финн. – По прогнозу тумана не было. Я не знаю, сколько он продержится. Но мы можем пока постоять здесь.
– И чем заниматься?!
– В карты играть, – предложила Маарет.
– Почему бы нам не вернуться на берег? – предложила я и просительно посмотрела на Бернда. – Я по-прежнему плохо чувствую себя.
Слукавив, ведь мне уже стало легче, я не испытывала ни малейших угрызений совести. Мне страстно хотелось одного: вернуться в Москву, чтобы поскорее узнать, что происходит на выборах в Миссурске. Только здесь, оказавшись в информационном вакууме, я поняла, что неосознанно опасаясь именно этого, сопротивлялась поездке на море.
– Мы не можем, – сказал Бернд с сочувствием, – видимость нулевая и большой риск
Весь день, уже не скрывая своего плохого настроения, я продолжала настаивать на прекращении плавания. Маарет чувствовала, что дело не в морской болезни, и молча, но с осуждением, даже враждебно, поглядывала на меня.
Ближе к вечеру мужчины, отойдя в сторонку, подальше от нас, посовещались и решили искать остров, который по данным Бернда, должен был находиться совсем рядом. Они спустили на воду шлюпку, и пошли на веслах чуть правее курса, по которому двигалась яхта. Не прошло и часа, как они вернулись с радостным известием, что суша найдена.
Теперь уже на двух шлюпках Бернд с Матвеем перевезли на остров и меня, и необходимое нам имущество. Мужчины разбили палатку, и Бернд вернулся на яхту, где они с Маарет привыкли ночевать.
Балтика, 15 июля
Туман не рассеивался два дня. Изучая остров, мы с Матвеем обнаружили на нем трёх молодых финнов, которые тоже вынужденно высадились и вытянули на берег свои спортивные катамараны. К счастью, старший из них, которого звали Батист, хорошо владел русским языком. От него я узнала, что на следующий день эти молодые люди должны обязательно прибыть на свою базу на берегу моря, так как туда приедут машины, чтобы отвезти их катамараны в Хельсинки.
Утром, когда Бернд привез с яхты очередную порцию продуктов, я, принимая их, как бы между делом, спросила:
– Господин Бернд, Вы упрямый человек?
– Нет! Не упрямый, – охотно отозвался он. – Но я терпеливый и настойчивый. В бизнесе это важнее. Правда, госпожа Джули?!
– И вам хватит терпения переждать этот туман?
Догадавшись, к чему я клоню, финн улыбнулся.
– Конечно, – пророкотал он. – Больше месяца туман не продержится!
Я замолчала. Стало понятно, что мне придётся самой договориться со спортсменами, чтобы они отвезли нас с Матвеем на берег.
После завтрака, прихватив с собой грязную посуду, я не спеша отправилась в сторону лагеря финнов-спортсменов. Дождалась момента, когда Батист тоже пойдет мыть посуду, и нагнала его по пути к морю.
Выслушав мою просьбу, Батист не спешил отвечать. Мы молча пришли к воде, и молча вымыли каждый свою посуду. Потом оба присели на огромном валуне, и только тогда Батист спросил:
–
Джули, почему Вы так спешите вернуться на берег?
Потому, что как раз сегодня выборы в Миссурске! – чуть не вырвалось у меня.
– Сама не знаю! – ответила я поникшим голосом. – Я имела глупость рассчитывать на романтичное путешествие на яхте, а получилась банальная бивуачная жизнь. Вон, Маарет и её коту Цезарю она нравится, а мне – нет.
– Туман скоро рассеется, и можно будет плыть. Будете ловить крупную рыбу. На море станет очень красиво!
– Вы уверены?! – я повернула лицо к Батисту. – Хеаскааре сказал, что туман может держаться целый месяц!
– Конечно, Бернд пошутил.
– Просто я устала ждать! Знаете, всю весну я бездельничала и чего-то ждала. А время текло так мучительно медленно! И сейчас снова приходится ждать. А терпения больше нет! Может, туман и пройдет, но мне, – что на острове, что на яхте – одинаково скучно и даже тоскливо.