Избранный (в сокращении)

Борн Сэм

Наконец они вернулись в «Монтелеоне» и распрощались. У себя в номере, заперев дверь, она немедленно выудила диск из кармана. Вот черт, действительно барный кружок! Из «Приюта полуночника» на Клайборн-авеню, как было на нем написано.

Она швырнула его на кровать и чуть не расплакалась от разочарования. Какого дьявола она в это ввязалась? Она — дипломат, аналитик международных отношений, так почему она сидит здесь и изображает из себя Шерлока Холмса? Причем безуспешно изображает. Будь проклят…

И вдруг опять раздался этот

звук. Барный кружок загудел.

Она взяла его в руки и вдруг рассмеялась. Уже много лет она не видела таких штук. Когда-то такие пейджеры вручали посетителям, которые у барной стойки ожидали места в зале. Выпейте пока у стойки, а когда пейджер загудит, пройдите к столику. Она удивилась тому, что полиция не нашла эту штуку. Впрочем, возможно, кружок начинает гудеть только поздно вечером, когда «Приют полуночника» открывается.

Она посмотрела на кровать, манившую таким желанным отдыхом после утомительного дня, потом на кружок. Чувство долга победило. Она вышла на улицу, подозвала такси.

— Пожалуйста, «Приют полуночника» на Клайборн-авеню. И побыстрее, если можно.

В спешке она не заметила, что мужчина, следивший за ней с противоположной стороны улицы, тоже подозвал такси, чтобы ехать за ней следом в новоорлеанскую ночь.

Вашингтон, округ Колумбия, среда, 22 марта, 22 ч. 55 мин.

Шагая к резиденции президента, Стюарт Гольдштейн не знал, чего ожидать от предстоящего позднего разговора. То ли Бейкер будет расстроен, как вчера, то ли он будет рад, что Форбса не стало.

Оказалось, ни то ни другое. Президент вообще говорил лишь о настроении первой леди, а не о собственном. Сказал, Кимберли очень рада, что подонок, который мучил Кэти, теперь перестанет ее мучить.

— А вы? Что вы-то думаете об этом?

— А я думаю, Стюарт, что проблема, которая отняла у всего Белого дома слишком много времени, больше нас не беспокоит.

— И это большое облегчение, да?

— Да, это большое облегчение. — Он позволил себе улыбнуться. — Подобные истории — страшная головная боль. Здесь не может быть легких решений.

— Кроме того, что само упало нам в руки.

— Я бы не стал так это формулировать, Стюарт.

— Да, конечно.

Возникла пауза. Пока они молчали, Гольдштейн говорил себе, что не важно, какие у них были взаимоотношения в прошлом, — сейчас у Бейкера другой статус, который не позволяет панибратства. Но все же не задать этого вопроса Гольдштейн не мог.

— Господин президент, есть ли нечто такое, что я обязан знать о Вике Форбсе и его смерти?

— Стюарт, мы не первый день знакомы. Ты и так знаешь все. — И президент стал собирать бумаги — жест, который показывал, что встреча закончена.

Гольдштейн направился к двери, и тут зазвонил телефон.

Бейкер недоуменно поднял бровь. Кто бы это мог звонить так поздно? Какой-нибудь иностранный руководитель? Он поднял

трубку, безмолвно попросив Стюарта остаться.

— Да. Добрый вечер, сенатор.

Гольдштейн посмотрел вопросительно. Кто?

Бейкер беззвучно, одними губами ответил: Франклин.

Франклин? Какого черта он звонит, да еще в такой час? Гольдштейн смотрел, как внимательно слушает босс, и вдруг тот изменился в лице. Бейкер закончил разговор словами:

— Сенатор, благодарю за то, что вы любезно позвонили мне. Спокойной ночи.

Стюарт с ужасом увидел, как лицо президента Соединенных Штатов Америки покрывается смертельной бледностью.

Новый Орлеан, четверг, 23 марта, 00 ч. 06 мин.

Остался позади Французский квартал. Улицы постепенно становились все безлюднее. Они ехали мимо заколоченных магазинов, мимо темных домов.

— Куда мы едем? — спросила Мэгги у шофера, афроамериканца с тронутыми сединой волосами.

— Туда, куда вы просили. Туристы обычно туда не ездят. Это Девятый район.

В Америке каждый знает о трагедии Нижнего Девятого района Нового Орлеана — именно на него обрушился самый жестокий удар урагана «Катрина». Мэгги видела километры новостей по телевизору и все же была потрясена: огромная территория выглядела так, словно ураган пронесся над ней только что.

Наконец справа от дороги показались огни: заправка, винный магазин и одноэтажное здание, украшенное вертикальной вывеской «Приют полуночника». Вероятно, когда-то силуэт роскошной стриптизерши с полными губами указывал на шикарность заведения. Теперь же все это выглядело жалким и потрепанным.

Мэгги расплатилась с шофером, кивнула шкафоподобному вышибале, словно всю жизнь только и ходила в подобные места, и вошла. Зал был погружен в темноту, слабо горело лишь несколько свечек на столиках. К подиуму, тускло подсвеченному пурпуром, столики примыкали почти вплотную. Стриптиз-бар был устроен так, чтобы уберечь зрителей от краски стыда, но — судя по тому, под каким немыслимым углом наклонилась исполнительница — ни от чего не защищал тех, кто на сцене.

— Вы одна? — спросила ее официантка, одетая в полоску ткани, которую язык не поворачивался назвать юбкой, и минимальный лифчик, внутри которого неподвижно застыли два мощных шара не вполне живой плоти.

Мэгги приготовила ответ заранее.

— Мне нужно поговорить с администратором. По личному вопросу. — Она старалась говорить нервно, но вежливо.

Живая надувная кукла указала на столик рядом с барной стойкой и скрылась.

Администратором была женщина с коротко стриженными светлыми волосами, того же возраста, что Мэгги. К великому облегчению Мэгги, она была одета — в черные узкие брюки и расшитый пайетками топ.

— Чем могу помочь?

— Можем мы поговорить приватно?

— Здесь достаточно приватно, — возразила она.