Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны
Шрифт:
– ...Баронесса, баронесса, проснитесь! Мы приехали.
– Я заснула?
– Ирия вздрогнула.
Из дремы вышвырнуло ледяной альваренской волной. Девушка инстинктивно встряхнула головой... И пряди три-четыре обрадованно упали на лицо. Выбились из надоевшей, как всё остальное, сложной прически.
– Да, баронесса. Я и сам не заметил. Минуты три назад. Наверное, устали.
О чём Пьер сожалеет? О ее усталости или о том, как она справится с новыми неприятностями?
Мучительно хочется под теплое одеяло
Вот только можно поспорить - в постель Ирия в ближайшие два-три часа не попадет точно.
И ее опять назвали герцогиней... Ладно, главное, хоть не покойницей.
3
Хрупают овес кони, привычны уют и тишина. Кто-то ест, кто-то сонно переступает с ноги на ногу. Никто не кудахчет, не орет, не лезет с поцелуями, не падает в обморок и не шпионит друг за другом. Люди умнее животных? Возможно. Но еще и подлее.
– Мы - в конюшне, - Ирия прислонилась к деннику Снежинки. Теплое дыхание согрело плечи, спину... Запахи - те же, но здесь нет ни Вихря, ни Люсьена Гамэля. Впрочем, их нет уже нигде.
– Так что еще случилось?
– Я думал, вы уже поняли.
Еще не легче. Усталая "госпожа" должна загадки разгадывать.
– Теперь уже Соланж шпионит на Валериана Мальзери, а Констанс - на Бертольда Ревинтера?
– усмехнулась Ирия.
– Извини, Пьер, больше в сонную голову ничего не лезет.
– Нет, все пока шпионят на кого шпионили, госпожа баронесса, - улыбнулся слуга.
– И вы проницательны - скоро многие сменят союзников. Но я имел в виду другое. Пойдемте, покажу.
И, ничтоже сумняшеся, двинулся к выходу.
– То в конюшню, то из конюшни, - проворчала Ирия.
– Совесть имей.
– Я думал, вы заметите еще по дороге. Как только выйдете из кареты.
Ну ладно, Пьер не виноват, что ему досталась столь непонятливая "госпожа". И подсказать ей в карете он, ясное дело, не мог. Но что стряслось-то, чего сонная "баронесса" в темноте не разглядела? Ворота дегтем вымазали?
Темно. И холодно. Конец Месяца Заката Весны, а Ирии - холодно.
– Выпить хоть есть?
– хмуро поинтересовалась она у верного слуги.
Пьер без размышлений протянул серебряную флягу.
Крепко. "Ядрено" - как говорят простолюдины. А ты что-то зачастила прикладываться к бутылке. Настолько, что вино уже не всегда берет. Вот так-то, Ирия Таррент.
– Смотрите, баронесса, - крепкая рука птицей взметнулась вверх. Как у проповедника.
Небо. Черное. Непроглядно-чернильное. И да - без звезд.
Что Пьер хочет этим сказать? Что завтра пойдет дождь?
– Прости, но я не понимаю. Ты хотел намекнуть на заволакивающие небо тучи?
Ни тени улыбки на лице. И блики факелов на почти чеканных чертах. Как Ирия могла принять
– Баронесса, дождь действительно пойдет. И смоет всё, что должен смыть. Но у дождя свой долг, а у вас - свой. Смотрите на небо, баронесса. В вас течет кровь двух величайших родов подзвездного мира. Вы не можете не видеть.
Не может, но не видит. Ирия молча отхлебнула глоток позабористее. Что ей, интересно, полагается узреть? Угольное оперение черной птицы на фоне агатового неба? Огненную комету? Лик Творца средь белых перьев облаков?
А Всеслав наверняка явится снова. Заключить союз или провернуть новую хитроумную интригу?
Еще глоток. Небо как небо - и не видно ни зги. Ничего не видно. Этак фляга скоро опустеет.
В Лиаре Ирия не пила неразбавленного вина до самого восстания. Первый раз был в ночь перед казнью. Потом еще трижды - когда с дикими скандалами и угрозами требовала вернуть домой Эйду. А ночами не спала, чувствуя себя распоследней дрянью подзвездного мира. И зная, что если отступит и бросит сестру на произвол судьбы и отцовской воли - станет еще хуже. С таким на совести ходить по земле и дышать уже невозможно.
Тогда Ирия напивалась в мрачном заброшенном крыле замка. Факелы чадили, и никто не слышал подавленных, глухих рыданий. Она глотала вино вперемешку с горькими слезами и клялась, что это - в последний раз. Пусть она - дурная дочь и дурная сестра, пусть нарушила все возможные приличия и веками (тысячелетиями!) существующие законы чести. Пусть так, но это не причина стать еще хуже! Незачем падать ниже - если этим никого не спасти и не защитить.
Горчит...
К неразбавленному вину Ирия вернулась по дороге в Тенмар. Они с Ирэн передавали бутылку из рук в руки, смеялись и храбрились друг перед другом.
А потом - в замке. В логове старого волка, по никому не ведомым причинам защищавшим незваную гостью до последнего вздоха.
Что она должна разглядеть в непроглядной тьме ночного неба? То сияние на горизонте - в трех днях пути от Лютены?
Да что же с Ирией такое? То любуется тем, что незаметно другим, а то - в упор не разглядит ясно видимое всем. Ну ладно, не всем - Пьеру.
Сияние... А сейчас ничего не горит. Только черное небо плачет алыми слезами.
Чем плачет?! Допилась!
Алые капли сливаются в узор. Дракон... но не золотой, а багряный. Плачущий дракон посреди бесконечной тьмы. Одинокий дракон летит во мгле. Алые капли слез срываются с небосвода. И, не достигнув земли, исчезают в беззвездной вечности...
– Вы видите, баронесса, - не вопрос, а утверждение.
– Что во фляге?
– Просто вино на травах.
– На травах, значит.
– В следующий раз первой Ирия из фляги пить не станет. Даже если передаст ее самый верный слуга. А то так можно и в живых не остаться.