Изгой
Шрифт:
— Это вы сейчас к чему? — недобро нахмурился Несвицкий.
— Ни к чему. Просто оперирую фактами, — лучезарно улыбнулся Баратынский и всё же не утерпел, додавил больную мозоль: — И родовая магия у них сильнее. Да, и появилась раньше.
— Господа, господа, меньше страстей, — вмешался Меньшиков, увидев, как набычился и пошёл пятнами гнева Несвицкий. — Давайте придерживаться протокола.
Но его призыв мало помог, заседание превратилось в базар. Баратынский на грани приличий доводил до белого каления Несвицкого. Тот огрызался и, в свою очередь, наседал на
А той было с гулькин клюв. Так что я больше делал заметки на будущее — на чём заострить внимание в первую очередь. Например, неплохо бы подробнее уточнить о своём теперешнем роде: чем владеют, кто в подчинении, сферы влияния. Да с простого начать — сколько у меня ближних и дальних родственников. В этом мире о таком надо знать. Ну и общую диспозицию по дворянским родам, раз уж здесь рулят аристократы. Плюс этикет подучить, если планирую вписаться в высшее общество. Не хочется прослыть дурачком — у Мишеньки и без того репутация подмоченная.
— И всё же я настаиваю на крайних мерах, — вернул меня к реальности голос Несвицкого. — Не мы придумали Кодекс, не нам его и оспаривать. Смолокуровых необходимо понизить в статусе, как утративших основополагающий признак Великого рода.
— А я считаю, что с учётом показаний лейб-медика Зоммера, у нас нет на то достаточных оснований, — не согласился с ним Жировой-Засекин. — Да и Государь нам не скажет спасибо за ослабление империи и короны. Я уже не говорю, что Александр Григорьевич — Хранитель Малых Регалий.
— Фиктивный Великий Род — позор для империи! — ляпнул, не подумавши, Несвицкий. — И недостоин хранить атрибуты монаршей власти!
— Вы перешли все допустимые границы, князь! — раздался у меня за спиной гневный голос отца.
— Я бы на вашем месте вызвал его на дуэль, — подлил масла в огонь Баратынский.
— Никаких дуэлей в моём присутствии! — рявкнул Меньшиков и шарахнул кулаком по столу. — Извинитесь, князь!
Воздух в зале зазвенел от напряжения и магических отголосков. Я активировал второй дар Визора… да что там, уже и без всяких даров было видно, как над головою отца сгущалась грозовая туча, а в руке наливался чернотой смолистый сгусток. За спиной Меньшикова проступил оранжевый контур элементаля огня, и я готов был поклясться, что узнал черты Петра Первого. Остальные ограничились тем, что выставили щиты. Фиолетовый, красный и синенький.
— За правду не извиняются! — в запале огрызнулся Несвицкий и вскочил с кресла, сплетая пальцами грязно-жёлтую сеть.
— Хотите со мной поспорить? — в голосе Светлейшего Князя проскрежетала оружейная сталь, а элементаль запылал ярче и вырос в размерах.
— Я сказал только то, что сказал, не стоит искать в моих словах скрытых смыслов, — пошёл на попятную Несвицкий, нехотя распуская сеть. — И не подразумевал род Смолокуровых, но, если граф настолько мнителен… Ну что ж, извините.
Сказал,
— Рекомендую вам принять извинения, граф, — проскрипел Меньшиков, наградив отца грозным взглядом.
Формальности были соблюдены, и хоть все всё понимали, придраться больше не к чему.
— Извинения приняты, — процедил отец, отпуская боевую магию, но так и остался стоять.
— Вот и чудненько, — довольно хмыкнул Меньшиков, возвратив себе вид доброго дядюшки, и жестом развеял элементаля. — Продолжим.
— Ваша Светлость, разрешите ещё пару слов? — спросил отец.
— Конечно, Александр Георгиевич. Если по делу, то с удовольствием вас выслушаем, — благосклонно кивнул тот.
Я обернулся и увидел на лице отца выражение, с которым обычно шагают в пропасть. Ну, или в прорубь ныряют в тридцатиградусный мороз. Он поиграл желваками, дёрнул подбородком, словно его душил воротник, и решительно начал:
— Как глава Рода я принимаю всю ответственность за случившееся и готов…
К чему он был готов, я понял без слов. И позволить ему этого сделать не мог.
Не имел морального права.
Глава 9
— Замерли все! — гаркнул я, вкладывая в голос доступную силу «Убеждения», и вскочил с места. — Мой косяк, я и отвечу! Один! Сам!
Сзади громыхнул опрокинутый стул, под потолком прокатилось звонкое эхо. Судьи, отец, секретарь застыли в той позе, в которой их застал мой крик.
— Мне показалось, или ещё кто-то заметил? — просипела через минуту княгиня, ожесточённо массируя виски.
— Вы про ментальный удар? — как ни в чём не бывало, уточнил Баратынский, крутя в пальцах драгоценную безделушку, и посмотрел на меня, словно впервые увидел. В его глазах плескалась смесь заинтересованности, удивления и… некоторой опаски, что ли?
— Вы утверждали, что младший Смолокуров лишился магии? — промычал Жировой-Засекин, когда перевёл дух.
— Но… Этого не может быть. Мне докладывали, что он напрочь выжег каналы… — растерянно пролепетал Несвицкий.
— Всем свойственно ошибаться, князь, — усмехнулся Меньшиков и по-отечески погрозил мне пальцем. — Прямое воздействие на разум в приличном обществе считается дурным тоном, юноша. И что вы подразумевали под фразой «мой косяк»?
— Я имел в виду, что раз я виноват, то и наказывать надо меня. Только меня. Не Род, — пояснил я, выделив интонацией последние два слова. — Моя семья здесь ни при чём.
— Поступок не мальчика, но мужа, — одобрительно покивал Светлый Князь. — Отрадно лицезреть подобную самоотверженность и ответственность в подрастающем поколении. Но видите ли, молодой человек… — он на минуту задумался. — Дело в том, что вы и ваш род в нашем конкретном случае рассматриваетесь, как единое целое. Вы в силу возраста могли не знать, но Кодекс не предлагает иных решений. Ваш Род в любом случае пострадает. Мы лишь решаем насколько.
«Ёкарный бабай, зачем тогда было разводить весь этот балаган…», — мысленно выругался я, но вслух спросил другое: — И ничего нельзя сделать?