Изгой
Шрифт:
«А вот сейчас было жёстко. Я, конечно, предполагал, что после такого решения жизнь не покажется праздником, но, чтобы так… Без бабла, без поддержки… Если честно, не ожидал. Эх, не видать мне теперь шампанского, доступных красавиц, и хрустящих булок по утрам… Хотя даже если бы и знал, что так будет, всё равно поступил бы так же. Ладно, где наша не пропадала, как-нибудь выживу».
— … В случае если за означенный срок ответчик окажет уникальную услугу Государю и Отчизне, совершит беспримерный подвиг, или проявит себя как-либо иначе, за ним закрепляется право
«А вот это уже интересно. Понятия не имею, какие подвиги здесь считаются беспримерными, но придумаю что-нибудь. По крайней мере, мне сейчас направление показали — куда идти и что делать».
— … Новое испытание магических способностей назначить шестое июля одна тысяча двадцать восьмого года. Или раньше, если появится такая нужда. Ответчику необходимо подать заявку в письменном виде в канцелярию Суда Чистой Крови не позже чем за месяц до означенного срока. По результатам испытания предоставить возможность возвращения в род. Или не предоставить, в случае если ответчик не подтвердит родовые способности. Решение окончательное и обжалованию не подлежит, — завершил свою речь Меньшиков, стукнул молотком по специальной подставке и, устало отвалившись на спинку кресла, вяло махнул мне рукой. — Сдайте атрибуты рода секретарю. А вы выправьте ответчику необходимые документы.
Последняя фраза адресовалась графу Вронскому. Тот шагнул было ко мне, но, услышав мои слова, остановился и недовольно дёрнул щекой.
— Я лучше батюшке всё отдам. Целее будет. А то знаю я вас, крыс канцелярских. Отдашь, потом не доищешься, — сказал я и, расстёгивая пояс с парадной саблей, развернулся к отцу.
Тот стоял ошарашенный и взъерошенный. Волосы растрепались, бакенбарды топорщились, в глазах оторопь. Я вручил ему саблю, скрутил с мизинца перстень, сунул в ладонь. Перстень я бы оставил себе, но вряд ли позволят, даже спрашивать не стал, чтобы не разгневать удачу.
— Спасибо, сын, — пробормотал отец с потерянным видом. — не ожидал.
— Да ладно, бать, — усмехнулся я и хлопнул его по плечу. — Мы же семья.
— Ну да, семья, — повторил он. — Что думаешь делать?
— Не знаю пока. Придумаю что-нибудь.
Трогательную семейную сцену разрушил ледяной голос графа Вронского.
— Подойдите, ответчик. Нам нужно закончить с формальностями.
— Чего из-под меня надобно? — спросил я, когда приблизился к конторке.
Вместо ответа, граф вытащил из кармана бесцветный кристалл, размером и формой с коробок спичек и направил тот матовой стороной мне в лицо. Кристалл вспыхнул, выплеснул яркое облачко и тут же втянул обратно со звуком, с которым прихлёбывают чай из блюдечка. Когда я проморгался, Вронский уже отнимал артефакт от документа, на котором осталась моя физиономия в фас. Причём в цвете.
— Под каким именем вас вписать в новое удостоверение личности? — спросил он, отложив кристалл в сторону, и взялся за перо.
Я на секунду задумался.
— Пишите. Мишель Смолл.
Тот заполнил каллиграфическим
— Погодите, ещё не всё. Стойте ровно, — процедил он и принялся срезать канцелярским ножиком знаки отличия с моего мундира.
— Эй, а нельзя поаккуратнее, — воскликнул я, когда он грубо отпорол жёлтенький щит с груди, оставив на дорогой ткани прореху и безобразно торчащие нитки. — Когда я ещё такой костюм куплю?
Он сорвал с моего плеча плетёный шеврон и прошипел мне на ухо, стараясь сделать это незаметно для остальных:
— Вы смертельно оскорбили меня, Смолокуров.
— Чем это интересно? — опешил я, искренне не догоняя, чем мог его так обидеть.
— Вы поставили под сомнение мою честность в присутствии высоких особ и прилюдно сравнили с крысой.
«Ох ты ж, господи вседержитель, я и забыл, где я. Тут же, куда ни плюнь, везде столбовые дворяне, с обострённым, мать их ети, чувством достоинства. Дожил, блин, слова уже не скажи», — озвучивать мысли я не стал, не хотел обострений конфликта. — Простите граф. Я не имел в виду ничего такого и, уж тем более, вас.
— Простите?! — прошипел тот, спарывая с брюк жёлтые канты. — Подобные оскорбления можно смыть только кровью! Я вызываю вас на дуэль.
— Дуэль? Ты серьёзно? — опешил я, про себя подумав: «Не, он реально охренел. Дуэль? Из-за такой-то мелочи?».
Я отстранился и посмотрел на него, как на предполагаемого противника в поединке. Граф был старше меня всего лет на пять. Ладно скроен, проборчик, смешные усишки. Уделаю, на раз-два, если надо, но надо ли?
— Говорите мне «вы»! — ещё пуще взъярился Вронский.
— Не много ли чести? — разозлился я. — Дуэль? Готов, хоть сейчас. Выбор оружия, надеюсь, за мной?
Я прикидывал, что бы выбрать, чтобы получить преимущество, остановился на кулаках. Они и спесь с усатенького собьют, и, как я понял со слов Трифона, дворяне не очень празднуют мордобитие. Так что у меня все шансы его ушатать даже в Мишенькином хилом теле. Но граф не повёлся.
— Сейчас? — фыркнул он с высокомерием истинного аристократа. — Сейчас бой с вами уронит мою честь и достоинство. Вы уже пять минут, как никто.
— А ты ничего не попутал, граф?! — взбеленился я, сжав кулаки.
Тот отскочил, схватил с конторки документ с гербовыми водяными знаками и помахал им у меня перед носом. Там значилось:
Майкл Смолл.
Происхождение — прочерк.
Место жительства — прочерк.
Сословие — прочерк.
И, наискосок, красный штамп заглавными буквами:
ИЗГОЙ.
Я словно в бетонную стену ударился, когда это увидел. Осознал, что граф прав. Я действительно человек без роду, без племени — нет никто и звать никак. Ноль без палочки. И теперь ещё БОМЖ, ко всему прочему. Неприятное ощущение, должен сказать.