Излом
Шрифт:
У Кабанченко появилась надежда, даже почти уверенность, что будет назначен мэром города.
Квартиры людям за мой счёт он предоставил…
— Егор Александрович, с удовольствием помогу вам, – взялся расклеивать его воззвания с обещаниями благ для горожан и программу с цветным портретом.
Мои ребята мотались по городу и, как кобель не может равнодушно пройти мимо столба, чтоб не поднять лапу, так и они не могли проехать мимо, чтоб не наклеить дурацкий листок. Загадили все городские столбы, добравшись до стен и подъездных дверей. Как и другие уважающие
«Дань моде, – рассматривал своих и чужих верзил. – Соревнуются. У кого золотая цепь толще и крест тяжелее. Верой тут и не пахнет…»
Полковник ругался, что охранная служба разваливается и сейчас даже средняя группа детсада запросто возьмёт штурмом мой офис и заставит купить мороженое.
Кстати, недавно мы вселились в четырёхэтажное здание в центре города, где занимали весь третий этаж. Более двух десятков клерков проедали мои денежки, сидя за компьютерами.
Полковник отчасти оказался прав, так как снова начались наезды. На рынке с моих продавцов несколько раз требовали деньги.
«Наверное, ошиблись господа рэкетиры», – не придал этому значения.
Весна! О делах думать не хотелось. Из окна машины с удовольствием глазел на девчонок.
«Если раньше пели, что мы выплавляем больше всех чугуна и стали, то теперь следует петь, что у нас самые красивые в мире женщины… И самые несчастные, – думал я. – О–о! Кафе
«Студенческое» переименовано, – делал для себя маленькие открытия, – теперь оно «Аревик»».
Всё переименовывают. Столб нынче вовсе и не столб, а мачта городского освещения, вместо телефонов стали таксофоны, мультипликация называется анимацией, вернее, её не стало совсем, одни черепашки–ниндзя учат детишек морды бить…
Правда, шахтеры сделались угольщиками… ибо властям не поддаются.
А мы были советские, теперь российские, когда же русскими назовут?..
Третий класс Денис закончил на пятёрки, как и два предыдущих.
«Ну, молодец, мальчишка, – в душе гордился сыном. – А как биологию любит? Особенно динозаврами интересуется… Точно, палеонтологом станет. В этом есть и моя заслуга, недаром всё детство про Змея–Горыныча ему заливал, – тешил свое тщеславие».
В июне отправил их с женой на самолёте в Турцию. Сам остался дома – не отпускали дела.
«Как это деревенскому деду дни не важны были, а тут не то что часов, минут не хватает…»
10
В том же кабаке, где отмечал с женой Новый год, отпраздновал День Независимости.
От чего независимость – не понимал никто. Особенно работяги, с которыми изредка встречался в городе.
«Наверное, от зарплаты!» – рассуждали они.
Каков президент – таковы и праздники!
В июле в местной газете два журналиста стали вякать, что, дескать, всё мне достаётся удивительно дёшево, что наступил, дескать, дикий капитализм и мафия растаскивает Россию.
«Во козлы! Я не растаскиваю, а наоборот,
Больше отрицательных публикаций не отмечалось…
В конце августа решил наведаться в один из своих пивбаров и хватануть пивка, а то что-то в горле пересыхало.
У стойки тусовались трое небритых грязных мужиков и считали гроши.
«Ба–а! – узнал одного из них. – Когда-то с ним в кутузке ночь провёл…Только вот имя запамятовал».
Бармен, увидев меня, хотел выгнать грязную клиентуру, но я остановил его взмахом руки.
— Здорово, братан! – сам не понял зачем, поздоровался со старым знакомым.
Убрав рваные бумажки в карман, он недоверчиво рассматривал меня, сощурив и без того раскосые глаза, и вдруг заорал:
— Бли–и-н!.. Ваще–е! Привет, братила, – протянул грязную руку.
«На хрена мне это надо?! – пожал её. – Находит же дурь иногда», – начинал клясть себя.
Его друзья удивленно разглядывали мой прикид, от джинсовой рубашки с вышитым орлом на груди до кроссовок фирмы «Рибок».
— В одной камере чалились, – представил меня корешам.
В их глазах прочёл некоторое уважение.
— По пивку намастырились, – объяснил положение, – да бабок маловато…
Слышь, братан, – просительно заглянул в глаза, – не добавишь?..
А то не при делах щас… Хреново всё… даже клюв пухнет, – вздохнул он.
— Ладно, не волоси и не разжижай мозги, – поразил его своей гладкой речью. – Плесни-ка ребятам по кружечке за мой счёт, – велел бармену.
— Ни хрена, в натуре… Это шо, твой квадрат? – поразился бывший узник, залпом выдув кружку. – Нарисуй еще порцайку? – вытерев губы ладонью, несмело попросил он.
— Накапай мужикам по стакашке водочки, – мигнул бармену, став для них вторым человеком после Бога. – Как зовут-то тебя, забыл…
— Газиз Менлибаев, – закусывая бутербродом с колбасой, назвался он. – А это мои подельники. По амнистии откинулись, – пояснил он.
— Хаты конечно нет? – поинтересовался у компании.
— И жрать тоже нечего! – получил ответ.
— О’кей. Выделю вам ларёк пивом торговать, а жить на даче будете, подгребайте завтра в офис, – оставил им адрес, – там и договоримся. Согласны?
Они ни то что были согласны, а прыгали от счастья на задних лапах.
Бармен напряжённо наблюдал за их телодвижениями.
В сентябре торжественно отмечали открытие бани. Презентацию устроил там же, в фойе. Как водится, заведение освятил священнослужитель, и сам Кабанченко перерезал ленточку. Для положительных откликов в прессе пригласил двух редакторов. Баня, по моим понятиям, должна стать элитарной и быстро окупить себя.
«Простой народ в другие походит…»
К ночи, как и положено, все перепились и в одежде прыгали в бассейн. Редактора сомневались, пришлось искупать и их. Жена, к моему удивлению, тоже сиганула в воду и, смеясь, отжимала платье, просвечивая до самых волос на лобке.