Измена. Игра на вылет
Шрифт:
– Не понимаю.
Воронов наклоняется чуть ближе, понижая голос:
– Нет у меня жены во всех смыслах этого слова. Уже два года я в разводе. И намного дольше мы не живём вместе. Пойдёмте. Я покажу вам все бумаги, чтобы вы перестали нервничать и верили в искренность моих намерений.
Глава 27.
Глава 27.
Мы с Вороновым возвращаемся в кабинет помощника нотариуса.
Тишина в комнате давит, да и я в довольно нервном состоянии.
Воронов подходит к столу,
Замечаю в его руках паспорт.
– Простите, что я заставил вас нервничать. Я просто сказал «нет жены», но не думал, что вы не так всё поймёте. Видите, как по-разному можно понять одни и те же слова. Великий русский язык! – смеётся. – Вот, печать в паспорте отсутствует, сами видите. – Он раскрывает страницу с семейным положением и протягивает мне. – Не стесняйтесь, смотрите.
Беру документ, внимательно изучаю. Действительно, штампа о браке нет. Но разве это что-то доказывает?
– Убрать печать легко, – улыбаюсь, возвращая паспорт. – Заявили, что потеряли паспорт, поменяли, печать в ЗАГСе не поставили. Делов-то.
Он даже бровью не ведёт, будто ожидал такой реакции от меня.
Спокойно берёт следующую бумагу.
– Конечно, согласен. Но эта вас как, убедит? – протягивает мне свидетельство о расторжении брака.
Беру листок, глаза бегут по строчкам: даты, номера, печати. Всё официально, всё по-настоящему.
– Ничего не понимаю. Подождите… – мой голос звучит неожиданно тише, наверное, потому, что я растеряна окончательно. – Вы в разводе уже…
– Два года. Да, так и есть.
Два года… Мозг лихорадочно перебирает воспоминания. Как же так? Не сходится у моей голове ничего.
– Но я видела вашу жену на открытии клиники! – вырывается у меня.
– И что, что вы её видели? Мы не враги. Кроме того, она пришла поддержать свою дочь на открытие клиники.
– Тогда почему никто не знает, что вы в разводе? – продолжает я, но он перебивает.
– А что, перед всеми отчитываться должен? – его тон теперь насмешливый. – Выйти на площадь и заявить о своём семейном положении?
Снова не знаю, что ответить. Воронов умеет поставить в тупиковую ситуацию. Он прав, конечно. Кому и почему он обязан рассказывать? В этом с ним, пожалуй, я даже соглашусь.
– Люди расходятся, но это не всегда значит, что они перестают общаться. Особенно если есть общие дела или интересы. А у нас дочь. К тому же крайне непутёвая дочь. Она до сих пор объединяет нас.
Воронов складывает документы обратно в папку. А я стою, сжимая в руках свидетельство о разводе, и понимаю, что картина, которую я себе нарисовала, была совсем не той, какой оказалась на самом деле.
– Но она говорила с вами в кабинете как… как будто она ваша жена, – слова вылетают быстрее, чем я успеваю их обдумать. – Вела себя, словно у неё тысяча прав.
Он задумывается на секунду, потом пожимает плечами.
–
– Нет, но…
– Мы обсуждали Ларису по привычке, как обсуждаем часто. Да и я, признаться честно, когда мне говорят «ваша жена» даже не всегда замечаю этого обращения. Фон и фон, не более. Здесь я могу сказать, что не зря говорят: привычка – вторая натура. Вы мужа как, считаете теперь врагом или мужем?
– Врагом, конечно, – возмущаюсь.
– Но в голове называете его мужем?
– Да, – он прав. – Но наш конфликт только начался. Мне надо отвыкнуть.
– Это не важно. Вы ещё долго так будете думать о нём в своей голове, поверьте мне. А иногда, как и я, даже внимание на это не обратите. Честно, даже не помню, что она мне говорила тогда, в вашем кабинете, – словно пытается оправдаться передо мной в части своего поведения. – У меня самого в тот миг творилась дичь в душе. Меня предал партнёр, моя дочь оказалась не только отвратной матерью, но и… шалавой. Все мои надежды рухнули. И да, я тоже имею право на растерянность, я же живой человек. И что там она говорила...
– Сколько открытий за пару дней, – выдыхаю.
– Надеюсь, приятных?
– Пока не поняла…
Сажусь на стул, и даже удивления своего не могу скрыть после того, что он мне сказал. А он улыбается. Он снова улыбается! Ну что за человек!
– А Лариса... А девочка… Вы сказали, что она с вами живёт. Кто тогда занимается её воспитанием?
– Ларису я заставил переехать жить ко мне вместе с Лизой после того, как её чуть не лишила родительских прав опека. Ирина слишком часто её оправдывала и продолжает это делать. У меня много помощников, но стараюсь максимально проводить время с малышкой. Лизу бабушке, ну, бывшей жене, я не отдам ни при каких условиях.
Он пристально смотрит на меня, не отводя глаз, и снова заставляет меня краснеть.
– Вы не верите мне, я понимаю почему.
– Да, не верю пока, – признаюсь. – Как-то всё странно. Непривычно. Да и я вас знаю совсем мало.
– А мужа своего знали двадцать лет. И как? Оправдал он ваше доверие?
Мне нечего сказать ему в качестве контраргумента, потому что она прав абсолютно.
Только совершенно точно я не стану ему рассказывать, как я теперь с этим живу и буду жить в будущем. Смогу ли я теперь вообще кому-либо довериться, поверить и раскрыть свою душу.
– Вам надо запомнить одну мысль: мои слова – не пустой звук. И если я пообещал, что доля будет вашей, значит, она будет вашей. Честно, без каких-либо иных условий, нежели кроме тех, что мы обговорили. Разве то, что я доверил вам свою самую главную тайну о дочери и внучке не показатель того, что я с вами не играю ни в какие игры? Разве то, что я здесь сейчас не показатель того, что я не обману вас?
– Воронов и Белова, – приглашают нас к нотариусу.
Через два часа мы выходим из кабинета, и теперь мне кажется, что груз с моих плеч рухнул в мгновение. Теперь я хозяйка половины клиники.