Измена. Наследник для дракона

Солт Елена

— Где мой сын?

— О, вот с этим сложнее, — Шэлдон резко встаёт и идёт к столу.

С облегчением смотрю на его удаляющуюся спину. Стены и потолок больше не плывут, словно во время шторма на корабле, и я снова могу соображать. Шэлдон стоит спиной ко мне. С тихим дзиньканьем деловито переставляет стеклянные пузырьки и колбы.

— Где. Мой. Сын? — повторяю вопрос.

Секунда, другая. Ответа так и нет. Оглядываюсь на запертую дверь. Встаю и, пошатываясь, подхожу к ней. Сжимаю ладонью круглую железную ручку.

Холод металла окончательно отрезвляет. Дёргаю её из стороны в сторону, тяну на себя.

— Заперто, — раздаётся равнодушный голос. Игнорирую, продолжаю терзать дверь. — Прекрати! Это нервирует!

Раздражённо ударяю ладонью по двери, оборачиваюсь. Прислоняюсь к ней спиной. Происходящее нравится мне всё меньше. Шэлдон заканчивает возиться с бутыльками.

Раздражённо смотрю на ровный ряд разноцветных бутылочек у него на столе и борюсь с горячим желанием смести всё к Бездне! Подушечки пальцев скребут шероховатое дерево. От запаха сигар начинает подташнивать.

— Ответь на мой вопрос, — поражаюсь тому, как ровно звучит мой голос.

— Ты увидишь его. Позже.

Значит, его рук дело. Зачем?

Смотрю на Шэлдона, и мне видится нечто змеиное в его лице. Ледяной холод и опасность, которых раньше не замечала, потому что была ослеплена обидой и страхом к другому мужчине. А сейчас словно пелена с глаз упала.

— Так не пойдёт, — качаю головой и стараюсь говорить спокойно и медленно. — Верни мне Ленарда.

Шэлдон всплескивает руками. Дескать, за что мне такое наказание? Поднимает глаза к потолку. Блики факелов, висящих на стенах, отражаются в стеклах его прямоугольных очков, делая образ зловещим.

Он убирает руки в карманы брюк и начинает медленно ко мне приближаться. Крадётся, будто хищник.

— Верну, — соглашается со вздохом. Останавливается в полушаге.

Смотрю на его острый выступающий кадык и узкую кривую полоску бесцветных губ. Не двигаюсь с места, только сильнее вжимаюсь спиной в дверь.

— Всё будет хорошо, — проговаривает тихо дрожащим фальцетом, протягивает руку к моему лицу, но я отворачиваюсь, не позволяю коснуться себя. — Проклятье, Софи! Теперь никто не стоит между нами! Ни твой папаша-игроман, ни зверь! Но ты всё равно воротишь нос?

Хмурюсь, снова смотрю на Шэлдона, пробегаю глазами по его лицу в надежде, что не права:

— Причём тут папа?

Шэлдон делает шаг и упирается в дверь по обе стороны от моего лица, обдавая запахом табака и горечи. Морщится, будто лимон откусил, закрывает глаза, открывает их снова:

— Ни при чём, так просто, к слову пришлось. Можно, я тебя поцелую, Софи? — добавляет тихо и жалобно. — Пожаалуйста? Я заслужил.

Смотрю на него во все глаза и не узнаю. Слишком разительна и странна перемена из уверенного в себе мужчины, каким мне всегда казался Шэлдон, в этого просящего нытика. Поначалу мне даже кажется, что это шутка какая-то.

Но спустя

пару секунд я понимаю, что нет: он не шутит. Ему явно сейчас не смешно.

И эта его оговорка про отца…

С моими связями в полиции и тайной канцелярии это не проблема.

Напрягаю память, силясь вспомнить ту чёрную полосу, которая обрушилась на нашу семью. Отца тогда будто подменили, и эта его внезапная неконтролируемая тяга к картам…

Тем более надо было мне написать. Я ждал.

Разрозненные детали мозаики вдруг складываются в уродливый пазл. Меня накрывает внезапной догадкой. Могло ли так случиться, что отцу «помогли» увлечься картами? Чтобы убрать с дороги.

Я, конечно, догадывалась, что по-прежнему нравлюсь Шэлдону, но думала, то лишь невинная симпатия. Получается, нет?

Его голос, его взгляд, его просьба откровенно пугают меня.

И с этим человеком я оставляла сына... В тот день в Норленде, когда Шэлдон послал меня за чаем, Ленард сильно кричал, и у него на ножке была ранка как сейчас у меня на руке. В тот день я отвлеклась, всё навалилось разом, включая внезапный приезд Роланда, и стало не до этого. Но что, если Шэлдон что-то сделал тогда моему мальчику?

Или ещё сделает?

И никто не поможет, ведь Роланд больше меня не чувствует. А значит, рассчитывать можно только на себя.

— Конечно, — шепчу тихо.

Уголок рта предательски дёргается, и чтобы скрыть это, я растягиваю губы ещё шире в улыбке. Кладу ладонь Шэлдону на гладко выбритую щёку, внутренне содрогаясь от омерзения. Его кожа холодная и влажная, на висках выступили мельчайшие капельки пота.

Смотрю на него снизу вверх.

Боже, он здоровенный мужик, а я просто хрупкая девушка. Я ведь даже не смогу дать отпор, если он будет настаивать.

Остаётся только надеяться, что до этого не дойдёт. Ведь не дойдёт?

Смотрит на меня недоверчиво из-за стёкол очков.

— Правда? — скользит глазами вниз, на губы, подаётся вперёд.

— Да, — кладу ладонь ему на грудь, останавливая. — После того, как я увижу сына.

Внимательно наблюдаю за его реакцией. Глаза Шэлдона словно стекленеют, кадык дёргается вперёд и назад в глотательном движении. Нос кажется неестественно длинным, и в этот момент он мне напоминает тощего индюка.

— Идём, — разворачивается.

— Куда? — подаюсь было за ним в нелепой надежде, что он отведёт меня к сыну вот так просто.

Не просто.

Шэлдон неспешно обходит рабочий стол. Снова начнёт звенеть бутыльками? Нет. Чем-то занят в углу. Слышу звяканье посуды и звук льющейся жидкости. Разворачивается, удерживая в руках две белые фарфоровые чашки.

Смотрю на них с опаской. Нервничаю.

— Расслабься, Софи, — он опускает глаза и показывает на чашки. — Чаю?

— Я не хочу.