Измена. Отбор для предателя

Лаврова Алиса

Чувствую, как от моих прикосновений и слов он начинает смягчаться, расслабляется и, наконец, кивает.

— Я подожду тебя снаружи.

— Я скоро.

— Не торопись.

Он делает шаг к выходу, но мать окрикивает его:

— Ивар, сынок, послушай последнее слово.

Он разворачивается и у стремляет на нее свои глаза, на дне которых все еще плещется огонь.

Мама поднимается на локте и смотрит прямо, указывая пальцем на Ивара.

— Дракон, слушай внимательно и запоминай, если ты обидишь мою дочь, словом, или делом. Если хоть один волос упадет с ее

головы по твоей воле, твоя жизнь превратится в ад, и ты взмолешься, чтобы это прекратилось, но конца этому не будет, пока твоя душа не истлеет, превратившись в безжизненный камень. Но даже тогда искупления ты не получишь. Ты понял меня?

После этих слов в комнате повисает тяжелейшая тягучая минута тишины.

— Мама, — шепчу я в ужасе, — что ты говоришь?..

7

— Я говорю то, что он должен услышать., — едва слышно произносит мама и снова опускает голову на подушку. Похоже, эта речь стоила ей большей части сил, что у нее оставались.

Ивар долго смотрит на нее, затем качает головой.

— Я стерплю ваши дерзкие слова в последний раз. Ради любви к вашей дочери я учту ваше болезненное состояние, — говорит Ивар холодно, и не говоря больше ни слова, разворачивается, открывает скрипучую дверь и выходит на улицу, пригибая голову, чтобы не удариться о низкую притолоку.

— Мама, ну зачем ты так? — говорю я, снова подходя к ней и садясь рядом на кровати. — Это же мой муж, я навеки с ним, до самой смерти. Я его выбрала, я люблю его..

Прижимаю руки к груди, не в силах выразить словами, как мое сердце всякий раз замирает от нежности, стоит мне увидеть моего князя. Неужели она не понимает, что такими словами только вредит? Ивар не заслуживает, чтобы с ним так разговаривали. Он никогда даже и не помыслил о том, чтобы обидеть меня. Напротив, всегда был внимателен и постоянно спрашивал о моем самочувствии, с тех пор, как стало известно, что я забеременела.

— Значит так надо, дочка, значит так надо, — говорит мама и закашливается. — В твоем муже есть добро, и я вижу его, пока он еще молод и его душа может склониться в любую сторону. Но зла в нем довольно, как во всяком, кто имеет большую силу и власть. Я боюсь за тебя и сердце мое неспокойно. Невовремя я покидаю этот мир, жаль, что не смогу увидеть внуков.

— Ты еще увидишь их, мама, не говори так, пожалуйста.

Я сжимаю ее руку и чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. Нет, она не может умереть. Она сильная, этого просто не может случиться.

— КОнечно увижу, дитя мое, увижу, но не смогу взять на руки, не смогу поговорить с ними, не смогу ничему научить. Ну-ну, только не надо плакать. Сейчас для этого не время. Когда опустите меня в землю, можешь дать волю слезам, а сейчас не смей. Моя дочь должна быть сильной.

— Я буду сильной. Только пожалуйста, не говори этих слов, не говори, что не увидишь внуков.

— Ты позднее дитя, ты мой дар, Элис. — говорит она с улыбкой, сжимая мою руку. — Ради тебя я пожертвовала всем, что у меня было, но я ни секунды не жалею. Ты стоишь всего этого и гораздо большего. Ты была моим светом на закате

жизни, и останешься светом навечно, в той, другой жизни. Я сделала все, как она просила, и она услышала меня. Я отдала свой дар в обмен на ее дар, она приняла эту жертву. Как же я счастлива, что этого оказалось достаточно.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Узнаешь, со временем ты все узнаешь.

— Я не хочу, чтобы ты уходила, мама, — говорю я.

— Я не смогла передать тебе всего, но главное я сделала — твоя душа чиста и светла. Но ты должна будешь стать сильной. Крепкой, как камень, гибкой, как молодое дерево, мудрой, как змея. Это тебе придется сделать самой.

— Все, что скажешь, я сделаю.

— Не сразу… Но со временем сделаешь, Элис. Ты еще так юна, твое сердце еще не знало боли, и я надеюсь, что никогда не узнает. Будущее неясно. Раньше я могла видеть его гораздо яснее, теперь, когда я отдала свой дар, я вижу лишь бледные тени будущего, но даже в них я вижу опасность.

В эту минуту я понимаю, что мама начинает по-настоящему бредить. Такой я не видела ее еще никогда. И мне становится по-настоящему страшно. Бессвязные слова про какой-то дар, какую-то жертву и прорицание будущего… Мне больно видеть, как всегда ясный ум моей матери, теперь смешался, и она не может понять разницу между сном и явью.

Я лишь молчу и слушаю, роняя немые слезы на постель моей матери.

— Ведь ты же думаешь, что я тронулась умом, Элис? — вдруг говорит мама.

— Нет, что ты говоришь…

— Сейчас все это для тебя пустые слова, но однажды ты их вспомнишь. Однажды, я надеюсь, что это однажды не случится, но если да, то ты вспомнишь их и они принесут тебе пользу, они укажут тебе путь. Послушай, и запомни, я прошу тебя.

— Да, конечно.

— На дне озера, возле пристани, лежит сундук с цепью. Он погружен глубоко в илистое дно, так что найти его будет нелеко, но ты найдешь. Разыщи человека, который поможет тебе достать его со дна. Там спрятано мое наследие. Ты запомнила?

— Да, — киваю я, — на дне, возле пристани, под слоем ила лежит сундук.

— Умница, хорошая девочка. Но не говори своему мужу, не говори Ивару. Он не должен знать. Никто не должен знать, что там, и никому не должно достаться его содержимое. Это только твое. Только твой дар поможет раскрыть его.

— Какой дар? Мама, я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты все узнаешь, когда найдешь. Поклянись, что не забудешь разыскать его.

— Я не забуду. Я клянусь. Если хочешь, я прикажу разыскать его прямо сейчас, я попрошу солдат мужа…

— Нет! Ты разве не слышала, что он не должен знать? Ты вообще слушала меня?

— Прости, я запуталась, — говорю я, — это все так странно…

— Возьми то, от чего я отказалась ради тебя, оно пригодится, — эти слова она уже говорит сквозь сон, и дальше я ничего не могу разобрать.

Я еще какое-то время сижу с матерью, сжимая ее руку, а потом тихонько ухожу, когда уже в третий раз слышу нетерпеливый стук в окошко. Муж заждался меня, и не стоит слишком испытывать его терпение.

— Я навещу тебя завтра, мама, — говорю я и целую ее в лоб.