Измена. Отбор для предателя
Шрифт:
Но что если она путалась с ним?
Он по всем представлениям женщин красив, богат, знатного рода, могла ли она пойти на это с ним?
Жестокое чувство ревности и злобы начинает подниматься с самых глубин моего сердца. Каким соловьем он разливался. Разве так говорят о покойной жене друга? А что если он знает о ребенке? Нет… Это бред… Ридли не мог так поступить со мной.
Только не он.
Но что если все-таки он?
Нужно выяснить наверняка.
9
—
Повозка стоит на месте, снаружи уже утро. Я не заметила, как уснула, прижавшись к Клементине. Я пытаюсь разогнуьть ноги, но их прошивает безумная боль, поза в которйо я сидела, удар об землю и переохлаждение явно не прошли даром.
Я как-то отрешенно смотрю на зевающую старуху, которая вываляла меня в грязи ночью и запоминаю мельчайшие детали ее лица.
— Только память, нужно сохранить все, что осталось, — твержу я про себя слова, которые слышала в бреду. — Волосы отрастут, память останется, и они заплатят.
Она заплатит. Обязательно.
— Чего уставилась, сиятельство? — язвительно рявкает мать Плантина. — Злишься за ночной урок? Ну и дура, ты должна быть благодарна богу, что он послал меня тебе. Рядом со мной ты научишься скромности, благочестию и спасешь свою душу… Если выживешь.
Я опускаю взгляд и смотрю на свои грязные босые ноги. Теперь такие же, как ноги всех остальных в этой повозке, не считая монашки, которая одета в хорошие сапоги из дорогостоящей блестящей кожи.
— Я чувствую, что ты уже рвешься отстоять свое право на еду. Это похвально. Я скажу вам, как будет.
Она достает из сумки, висящей на ручке кресла, на котором она сидит, маленькие песочные часы, переворачивает их и говорит громко, ведь только то мы ценим, и за то благодарны, что дается нам с трудом и потом:
— Пятнадцать минут, кто принесет меньше всех хвороста, тот не будет сегодня есть. Кто принесет больше всех, тому достанется мясо. Кто опоздает, тот будет идти за повозкой пешком. Ну а если кого из вас съедят местные звери, значит такова судьба.
От упоминания еды, в животе у меня урчит и все внутри начинает скручивать от голода. Все девушки тут же вскакивают со своих мест и по очереди выпрыгивают из повозки.
— Пойдем, — говорит Клементина, и тянет меня к выходу. Я прихрамывая слезаю с повозки и морщусь от боли.
Мы торопливо идем к деревьям и я ловлю на себе неприязненные взгляды девушек, особенно той, что хохотала надо мной ночью громче всех. Ее лицо я тоже постаралась запомнить. Колючая трава впивается в нежную кожу ног, оставляя мелкие порезы, которые тут же начинают кровоточить, но я не обращаю внимания, раз за разом прокручивая в голове одни и те же слова.
Девушки быстро разбредаются по лесу. Я вижу, как несколько собирается в стайку и пытаются вытащить из земли трухлявый пень полусгнившей сосны.
Другие
— Я должна бежать, — говорю я Клементине, которая все еще идет рядом со мной. Она уже набрала целую охапку больших еловых шишек, которые никто, похоже, еще не додумался собирать.
— Я думала об этом, но не получится, подруга, — говорит она, — здесь непролазные леса, ночью тут полно волков и другой живности, еще похуже. Старуха не просто так пугала нас, хотя я надеюсь, днем, так близко к дороге их нет.
— Откуда ты знаешь?
— Это Шантонский лес, все про него знают, он простирается на сотни миль к югу от княжества.
Так вот где мы. Теперь понятно куда меня везут.
— Проклятье, — с досадой понимаю. что это совсем не в той стороне, куда мне нужно. Не в той стороне, где стоит дом моей покойной матери.
— Значит нас везут в северную обитель?
— Похоже на то… Ух ты, смотри.
Клементина нагибается и поддевает рукой большую ветку, утопающую в еловых иглах. Хорошая сухая ветка, которая точно сгодится на костер. Я помогаю ей вытащить ее, не уронив то, что она уже собрала.
— Повезло тебе, — говорю я с улыбкой, — похоже я знаю. кто сегодня будет есть мясо.
— Забирай себе, — говорит она и машет рукой, — мне все равно не утащить ее.
Я знаю, что она лукавит и с легкостью утащит и эту ветку и еще две таких, и от того еще больше благодарна ей.
— Нет, так нельзя, я должна найти сама, — говорю я. — Ты иди, я догоню.
— Время на исходе, Элис, — говорит клементина, — лучше вернемся сейчас. Да постой же ты!
Слушая ее краем уха, я обыскиваю взглядом землю, но не могу найти ничего подходящего. В глаза бросаются лишь грибы и трухлявые пеньки. Я ускоряю шаг, все быстрее отдаляясь от остальных, пренебрегая болью, с каждым движением вознаграждающей меня за рвение.
— Проклятая старуха. Проклятая старуха. Проклятая старуха, — твержу я про себя, делая каждый следующий болезненный шаг.
И вдруг мой взгляд цепляется за что-то подходящее.
Нашла!
Прямо перед собой я вижу отличную кривую ветку, похожую на разветвленные оленьи рога. Я победно поднимаю ее над головой и оборачиваюсь, чтобы похвастаться перед Клементиной.
— Элис, уходи оттуда! — кричит она издали и бросает все, что нашла. После чего начинает карабкаться на ближайшее дерево, раздирая остатки своего пестрого платья.
— Что?…
Я оборачиваюсь и прямо перед собой вижу оскаленную морду черного волка. Желтые глаза смотрят мне в душу. Утробный рык зверя постепенно перерастает из едва слышного, в угрожающий и сулящий смерть.