Измена. Право на истинную
Шрифт:
Мне ни отползти, ни вырваться, ни дать бой. Шерсть на загривке встает дыбом, и язык прилипает к небу. Я дергаюсь, и старик с улыбкой крошит прозрачный камушек. В его пальцах вспыхивают искры, и на меня обрушивается видения полные боли. Не физической, а иной. Она рвет меня на куски, пронзает кости, плавит костный мозг. Меня охватывает страх. Эти вспышки ослепляют, оглушают криками и бьют меня невидимым молотом. Я раскалываюсь на куски…
— Мой Альфа, Мой Господин… — шепчет Гриза в губы Ивара.
Нет,
— Пустите меня! — кричу я, и кто-то накидывает на плечи одеяло.
Нет, не одеяло. Шелковое полотно, которое потрескивает острыми искрами. Лицо обхватывают теплые сухие ладони, и барабанные перепонки царапает хриплый шепот:
— Илина…
За вспышкой обиды и ревности меня охватывает паника. У меня что-то отобрали! Что-то очень важное! Отняли и спрятали!
— Илина…
Размытое пятно становится четче в тусклых отсветах свечей, и я вижу морщинистое лицо старика.
— Где?!
— Что? — он мягко улыбается и развязывает мои руки и ноги.
Я его отталкиваю, вскакиваю и бегаю по разгромленной спальне. На коврах пятна крови, в углу какой-то шалаш из одеял. Кидаюсь к нему, заползаю внутрь, переворачиваю подушки в поисках своего сокровища, но не нахожу.
— Где?! — откидываю одеяло и в ненависти смотрю на спокойного Верховного Жреца, который стоит посреди спальни и наблюдает за мной, как старая змея на бешеного птенца. — Где?!
— Что именно?
— Я не знаю! — срываюсь на визг. — Верните!
Сквозь кожу пробивается жесткая шерсть. Я его сожру.
— А вот нет! — вскидывает в мою сторону руку и грозит пальцем. — Вернем, но не волчице. Тебе вернем, Илина.
Цепенею под его холодным взглядом и тихо спрашиваю:
— Точно вернете?
— Да, — Жрец медленно кивает. — Только возьми себя в руки, милая.
Вдох и выдох, и сквозь боль возвращаю себе контроль. Волчица бесится, рвется в кровавый бой и готова выгрызть глотку каждому в замке.
— Как ты себя чувствуешь?
— Где?! — рявкаю я и вытираю слезы дрожащей рукой.
— Будет жестоко тебя сейчас томить, — разворачивается, делает шаг к двери, и кидаюсь за ним.
— Назад, — оглядывается и щурится, когда я замираю. — Дыши. И тряпочку накинь.
Ждет, когда я укутаюсь в шелковое полотно, и вздыхает:
— Я теперь знаю, как выглядят безумцы.
— Что вы забрали у меня?! Что?! Отдайте! Верните!
— Увидишь.
— Тогда поторопись!
Вот поэтому я ненавижу жрецов. Наглые, напыщенные болваны, которые возомнили себя властителями чужих судеб! Везде лезут, всё портят и к остальным относятся с высокомерным пренебрежением.
— Тон, юная леди, смените. Перед вами Верховный Жрец, а мальчишка с конюшни.
Стискиваю зубы, выдыхаю
— Прошу меня извинить.
— И не дергаемся, да? — расплывается в улыбке. — Ждем и не даем зверю воли. Ты меня услышала? А то не видать тебе того, чего ты так жаждешь вернуть. И это не пустая угроза, Илина.
— Я… — сглатываю и содрогаюсь в волне острой боли, — поняла…
Жрец выходит, дверь запирают, и меня пробивает судорога от скрежета замка. Я не в силах собрать мысли в кучу и понять, что происходит, меня будто вернули из мертвых и затем вырвали сердце. Я мечусь по спальне, кутаясь в полотно, расшитое зачарованными золотыми нитями, что сдерживают разъяренную волчицу.
Я должна быть сейчас в лесу, а не в замке Ивара. Я отказалась от своей прежней жизни, и вернулась в нее в еще большем отчаянии. Ожидание растягивается вечностью, и я теряю крохи надежды. Я захлебываюсь в рыданиях, содрогаюсь в ужасе и желании разорвать свою грудину, чтобы заткнуть кровоточащую рану подушкой.
Оседаю на ковер в бурых пятнах крови, задыхаюсь, и вновь раздается скрежет замка. Замираю, и в спальню проскальзывает бледная Лида, моя служанка, с корзиной, накрытой одеялом.
— Госпожа…
Торопливо семенит ко мне, всхлипывает и ставит корзину передо мной. Вытирает слезы с щек тыльной стороной, и я сипло и сдавленно шепчу:
— Что там под одеялом?
Глава 28. Один громче другого
— Что там? — повторяю я и, не дождавшись от всхлипывающей Лиды, сбрасываю одеяло.
В корзине спят два волчонка. Белые и пушистые. Носик к носику спят, тихонько сопят, а моя волчица рвется их облизать, утащить в логово из одеял и подушек и спрятать под собой. Я издаю удивленный свистящий звук.
— Это ваши сыновья, Госпожа…
— Сыновья? — поднимаю обескураженный взгляд. — Откуда?
Очень глупый вопрос, но после пробуждения я на большее неспособна. Я родила Ивару сыновей в лесу? Касаюсь ноющей груди, и понимаю, что это правда. Я стала матерью.
Волчат фыркают, проспыаются и поскуливают. И глазки они, похоже, открыли совсем недавно. Голубые, как у отца, и я закусываю губы, чтобы не заплакать от отчаяния и умиления.
— Вас вернули, Госпожа, чтобы ваши дети не остались дикими волками.
Аккуратно подхватываю волчат на руки, вглядываюсь в их хорошенькие мордочки, и они зевают, раскрывая свои розовые пасточки. Двое.
— Милостивая Луна, — шепчу я и прижимаю волчат к груди.
Такие теплые, мягкие, уютные и мои. Мои. Волчица настороженно затихает. Я признала ее волчат, и готова жизнь за них отдать, как и она в свою очередь. Хочу скрыться в логове, но Лида шепчет:
— Госпожа, может, лучше на кровать?
Помогает мне встать, продолжая лить слезы, обнимает меня и опять всхлипывает: