Измена. Предательство (не) прощается
Шрифт:
— Вы проснулись, — голос рядом звучит спокойно, но ободряюще. Женщина в белом халате появляется в поле зрения. Медсестра? Врач? Улыбается, проверяет какие-то приборы. — Как вы себя чувствуете?
Я пытаюсь что-то сказать, но горло пересохло, слова застревают. Только шепчу:
— Воды...
Она кивает, подаёт стакан с трубочкой. Я делаю пару глотков, и прохладная жидкость обжигает горло, но это приятное ощущение.
— Всё прошло хорошо. Аппендицит был сложным, но вы в надёжных руках. Сейчас вы в реанимации, в палате интенсивной
Слова звучат как через вату, но я понимаю их. Значит, я жива. Странно, но от этой мысли накатывает облегчение.
— Я сейчас позову доктора.
Я киваю. И тут вспоминаю: Кирилл. Он был рядом, я помню это даже сквозь боль. Его глаза перед операцией — единственное, что давало мне силы.
Через минуту дверь открывается. Он входит в палату. Без маски, но всё тот же — сильный, уверенный, будто это он только что спасал меня, а не врачи.
— Настя, ты как? — Его голос мягкий, но я вижу, что он волнуется. Глаза чуть покрасневшие, как будто он не спал.
— Нормально... — шепчу, и даже эта короткая фраза даётся с трудом.
Кирилл подходит ближе, берёт мою руку в свою. Его ладонь теплая, а моя кажется ледяной. Он опускается на стул рядом с кроватью и смотрит на меня так, будто проверяет, всё ли на месте.
— Ты здорово нас всех напугала, — говорит он, пытаясь улыбнуться, но это больше похоже на гримасу усталости. — Главное, что теперь всё позади.
Я смотрю на него, пытаясь найти слова благодарности, но во мне слишком много эмоций. Он был со мной, держал меня, когда я не могла выдержать боль. Теперь он снова здесь.
— Спасибо... — это всё, что удаётся выдавить. Но он понимает.
— Ладно, отдыхай. Тебе сейчас нельзя волноваться, — говорит он, поглаживая мою руку. — Я тут, рядом.
И я верю ему. Спокойствие накрывает, как тёплое одеяло. Очевидно, впереди ещё восстановление, но с ним рядом я справлюсь.
16
Настя
Просыпаюсь от легкого шороха за дверью. В палате тихо, лишь равномерное гудение аппаратов напоминает о том, что я всё ещё под наблюдением. Свет мягко струится через жалюзи, заливая комнату приглушённым теплом. Я чувствую себя лучше — слабость есть, но боль практически ушла.
Дверь открывается, и в проёме появляется Машенька. Моя девочка! В её руках маленький плюшевый мишка, глаза блестят от радости.
— Мамочка! — Она бросается ко мне, но медсестра тут же мягко её останавливает.
— Осторожно, Машенька, мама ещё поправляется, — говорит женщина с улыбкой, и моя дочка, послушно кивнув, осторожно подходит к кровати.
За ней в палату входит Андрей. Высокий, статный, как всегда уверенный в себе. В руках у него огромный букет алых роз — такой яркий, что кажется, он наполняет всю комнату цветом.
— Насть, ты как? — спрашивает он, кладя букет на тумбочку. Его голос звучит искренне, но я не могу не заметить напряжения в глазах.
— Лучше, —
— Я так испугалась, мамочка, — говорит она. — Папа сказал, что ты заболела.
Я сжимаю её маленькую ладошку.
— Всё хорошо, солнышко. Я скоро поправлюсь.
Андрей стоит в стороне, молчит, но его взгляд почти прожигает меня. Я чувствую, что он хочет что-то сказать, но не решается. Его напряжённая фигура выдаёт внутреннюю борьбу.
— Кирилл Николаевич, вы как раз вовремя! — раздаётся голос медсестры из коридора, и в палату заходит он.
На нём медицинский костюм, волосы чуть взъерошены, а во взгляде — смесь спокойствия и профессиональной строгости.
— Здравствуйте, — говорит он, кивнув мне и лишь мельком взглянув на Андрея.
В палате тут же повисает напряжение. Андрей смотрит на него с вызовом, словно ожидает, что Кирилл начнет что-то ему говорить. Но тот лишь подходит ко мне.
— Как самочувствие? — спрашивает Кирилл, его голос звучит так, будто вокруг никого нет, кроме нас двоих.
— Уже лучше, — отвечаю, чувствуя, как щеки начинают гореть. Его присутствие действует на меня странным образом — смешение благодарности и смущения.
— Это хорошо. Я тут тебе анализы принес. Посмотри, — говорит он, протягивая мне сложенный листок бумаги.
Я забираю у него результаты и прячу их под подушку.
Затем поворачивается к Машеньке:
— А ты, наверное, заботишься о маме?
— Да! — отвечает дочка с такой гордостью, что я не могу не улыбнуться.
Кирилл улыбается, но тут же возвращается к своей сдержанности. Он оборачивается к Андрею, и их взгляды сталкиваются. Мужчины несколько секунд испепеляют друг друга глазами.
Молчание. Казалось бы, всего мгновение, но этого хватает, чтобы воздух в комнате ощутимо сгустился. Андрей выпрямляется, его поза становится ещё более напряжённой. Кирилл, напротив, остаётся спокойным, но в его глазах читается некое предупреждение.
— Спасибо, что заботишься о Насте, — наконец говорит Андрей, его голос звучит ровно, но с оттенком вызова.
— Это моя работа, — холодно отвечает Кирилл, взгляд его не дрогнул.
Я чувствую, что ситуация накаляется, и мне становится неловко.
— Кирилл, и правда, спасибо тебе за всё, — вставляю я, пытаясь разрядить обстановку.
Он кивает мне, его выражение смягчается, но лишь на мгновение.
— Мне пора, — говорит он, отступая к двери. — Если что-то понадобится, зови.
Кирилл уходит, и напряжение, которое он оставил после себя, медленно рассеивается. Андрей снова поворачивается ко мне.
— Он хороший врач, — произносит он сквозь стиснутые зубы.
Я киваю, стараясь не встречаться с его взглядом. Но мысль о Кирилле и той странной искре, что проскочила между ними, остаётся со мной.