Измена. У тебя есть другая
Шрифт:
Тот, кто раньше считывал меня по малейшим изменениям, тот, кто знал меня, как свои пять пальцев.
Тот, кто иногда нарочно меня смущал при гостях, делая это с невозмутимым лицом, потому что ему нравилось, как я смущаю и млею в ожидании нашей близости.
Тот, кто дарил столько ласки в постели, даже не понял, что женственность ко мне вернулась — резко, сильно, новым потоком хлынула в мое тело.
Я снова чувствую себя цветущей и полной соков жизни, ее сил и желаний, но…
За это время
Поэтому я для него более неинтересна.
— Кто она? — повторяю я, прижавшись лбом к стеклу. — Кто?
— Я сказал, неважно. Значит, неважно! Больше не поднимай этот вопрос! И нет, дорогая… — выплевывает это слово, как прокисший суп. — Ты не узнаешь. Не пойдешь устраивать ей истерики! Не будешь позорить меня скандалами!
— Что за цаца такая? — фыркаю я. — Которую расстраивать нельзя? Принцесса на горошине? Кто она, Георгий?
— Я сказал. Ты не узнаешь. Значит, не узнаешь. Детей расспрашивать бесполезно. Они не признаются, я их проинструктировал.
— Де… тей?
Это очередной удар под дых.
— СЫН?! — хриплю я. — СЫН ТОЖЕ?! Как? Когда…
О мой бог!
Сын!
Сыночек… Мой первенец, моя гордость и папина правая рука в бизнесе.
С недавних пор сын занимает высокую должность в бизнесе своего отца. Так, словно муж готовит его в преемники.
Или все-таки готовит по-настоящему, чтобы вскоре передать ему все дела?
Не зря же он так часто шутил в последнее время, что где-то там его ждет заслуженный отдых: море, теплый песок и танцы у костра.
В последнее время я настолько сильно была погружена в борьбу против своего взбунтовавшегося тела и организма в целом, что эти разговоры меня сильно раздражали, я не понимала одного: эти разговоры не обо мне.
Эти мысли и мечты — там нет для меня места.
Теперь понимаю.
Резко и сильно.
Всему телу больно, каждая его клеточка корчится в мучительной агонии.
— Я хочу попить. Дай мне попить, — прошу пересохшими губами.
Муж тянется к переднему сиденью, на котором лежит брошенная спортивная сумка и, не глядя, достает оттуда бутылку для воды.
Она неожиданно розово-фиолетовая, с красивым градиентом и в чисто девчачьем стиле.
Это не его бутылка.
Муж застывает, чертыхнувшись и заглядывает в сумку, рассмеявшись каким-то своим мыслям.
Весь сияет, от нелепости этой ситуации, в которой в его сумке для тренировки оказалась чужая бутылка с водой.
Или…
Это была бутылка его любовницы?
В моей голове мгновенно замелькали мысли, подозрения, сотни вариантов…
Значит, они ходят в один спортзал.
Я знаю расписание своего мужа и знаю все дни и часы его тренировок.
Знаю и… приду собственными глазами посмотреть на его
А пока сползаю на сиденье и накрываю голову руками:
— Я хочу домой.
Глава 4. Она
— Без глупостей, ок?
Георгий повторял это на протяжении всей дороги. Такое чувство, будто его смущало мое молчание и безразличие.
Он злился, ерзал за рулем, бросал на меня через зеркало заднего вида яростные, горящие взгляды.
Такие, что я не выдержала и предложила ему:
— Да убей ты уже меня, а? Убей!
Он оторопело стискивает руль в ответ.
— ЧТО?! — голос осип внезапно. — Что ты несешь такое? Дура!
— Убей, чтобы не мучилась, — продолжаю я свистящим голосом. — Убей, чтобы я освободила место твоей шалаве.
— Она не шалава, что ты несешь.
— Шалава. Полезла на женатого. Значит, шалава.
— Уверена, что она на меня полезла? А не я — на нее? Одуревший от похоти, с опухшими посиневшими яйцами… — зло бросает.
— Избавь меня от подробностей и избавься от меня! — продолжаю раскручивать опасную тему. — Если я тебе настолько противна, неужели ты не думал об этом ни разу? С твоими связями и возможностями устроить надоевшей жене какой-нибудь несчастный случай…
Он молчит в ответ.
Шея и плечи напрягаются, и даже затылок с его короткими, но все равно топорщащимися вихрами кричат о чувстве вины, которое накрывает мужа в этот момент.
Я тихо ахаю и отворачиваюсь лицом к сиденью.
Меня аж трясет от понимания: он думал об этом.
ДУМАЛ!
Но не сделал…
И это слишком слабое утешение, слишком…
Из его машины, когда мы приехали, я вываливаюсь неуклюжим мешком картошки. Как он на меня смотрит в этот момент мне плевать. Я первой несусь к дому — некрасивая, заплаканная женщина.
Некрасивая, потому что слезы — это не про красоту.
Настоящие слезы — это всегда покрасневшие глаза, опухший и мокрый нос, кривящиеся от эмоций губы и слипшиеся ресницы, а я до сих пор крашу ресницы тушью, потому что у меня аллергия на клей для ресничек, которым делают наращивание. Я делала один раз и думала, лишусь глаз. Спасибо, больше не пыталась!
— Ты кое-что забыла в моей машине! — несется мне вслед.
Плевать.
Я хлопаю дверью и несусь в нашу спальню.
Больше. Ни одной. Ночи!
Не проведу!
С ним.
В одной постели!
Я резко выдергиваю ящик комода и сгребаю в охапку свое белье, несу его в одну из пустующих спален, кидаю на кровать, возвращаюсь за еще одной порцией.
— Что ты творишь, дура?! — рычит муж озлобленно, поднявшись за мной на второй этаж.
Увидел меня с ворохом вещей в охапку и взбесился.