Измена. Я ее не брошу
Шрифт:
— Мёртв? — спрашиваю, провожая взглядом носилки, закрытые чёрным мешком.
— Мёртв, — кивает полковник, мрачно осматривая меня. — У жены твоей открытая черепно-мозговая травма и пара сломанных костей, но жить будет. Рассказывай, что тут произошло, и не ври, Асланов.
— Он стрелял в Нику. Я выстрелил в него, — коротко обозначаю.
— Лучше будет, если представим всё, что стреляла Ника. Так быстрее отмажем, — шепчет Натан, склонившись ко мне.
— Нет! — рычу, хватая друга за грудки. — Не втягивай ей никуда. Хватит!
— Как скажешь, —
— Пока арестовывать не буду. Протокол составим, но тебе не избежать обвинений, — качает головой полковник.
— Знаю. Дай мне несколько дней. Потяни время, — прошу, бросая взгляд на спящую в машине девушку.
Полковник тоже смотрит на Нику. Хмурит кустистые брови и, пожевав губу, кивает. Подзывает своего следака, быстро описываю все произошедшее, оставляю свои данные и, положившись на Натана, уезжаю.
До домика в деревне добираюсь в самые короткие сроки. Заношу спящую красавицу в спальню. Стягиваю верхнюю отсыревшую одежду. Замечаю наливающиеся синяками отпечатки чужих пальцев на шее. И опухающую челюсть. Сжимаю зубы, желая воскресить Камиля и с особой жестокостью убить снова.
Себя сдерживаю, ухожу в ванную. Промочив в горячей воде полотенце, возвращаюсь и стираю следы крови. Ника морщится, уворачивается, но не просыпается. Укладываю под одеяло, а она неосознанно за меня цепляется.
Рядом ложусь, притягиваю ближе. Малышка взбирается прямо на меня. Устраивается как ей удобно. И я не смею шевелиться, чтобы не разбудить. Дел невпроворот. Нужно разгребать проблемы, созданные Валиевыми. По-хорошему не понимают. Нужно было их всех закопать, а я прогнулся под Нику и отступил.
Таращусь в потолок, мысли хаотично прыгают с одной темы на другую. Нужно подумать, как защитить и уберечь Нику так, чтобы это устроило нас обоих.
— Дам, — хрипло зовёт, сонно моргая. Уже совсем стемнело, проспала почти шесть часов.
— Я здесь, я рядом, — шепчу, целуя в губы.
Ника громко шмыгает носом и плачет. Обнимает крепко, бормочет что-то неразборчивое. Растираю её спину. Успокаиваю, всякие глупости несу.
— Есть хочу, — выдыхает опустошённо, носом утыкается в грудь и сопит тихонько.
— Из столовой принесут сейчас, я продуктов так и не купил, — отвечаю и тянусь к её телефону. Мой так и не нашли, а её был в машине Камиля.
— Я здесь оставаться уже не хочу, — вскидывает голову, телефон свой замечает, хмурится и, отобрав, звонит кому-то.
Закидываю руку за голову, просто наблюдаю. Что-то ведь надумала. Ноготь нервно грызёт, злится на что-то.
— Привет, Леся. Зачем ты это сделала? — выдыхает и, вскочив, ходит по комнате.
Непонимающе тоже поднимаюсь, к себе притягиваю. Ника убирает телефон от уха и ставит на громкую связь.
— … заявились, выспрашивали, напугали… — тараторит на том конце провода подруга.
— Почему не позвонила мне, не написала? — закусывает губу малышка и дрожит от предательства.
— Они угрожали, Ник, — мнётся Леся. — У меня семья, маленький ребенок.
Перехватив телефон, отключаю.
— И что теперь будем делать? — безжизненно интересуется.
— Поужинаем и поговорим.
Есть у меня один вариант. И не уверен, что Ника спокойно примет его.
Глава 36
Ника
Пока мужчина просит местный персонал принести нам ужин на двоих, я прячусь в ванной комнате. Осматриваю зону боевых действий в зеркале. То бишь лицо, шею, бок и руки. Выгляжу сносно. Думала, будет хуже. На подбородке краснеет синяк от мужского кулака, на шее синеют пять пальцев одной мегеры, плюс ещё царапины от ногтей алеют. А на боку, прямо где рёбра, немного кожа стёрта и, наверное, ушиб, так как дышать больно.
Но это всё неважно. Самое главное — с моим малышом всё в порядке. Он настоящий супермен, держится за свою бедовую глупую маму всеми конечностями.
Со вздохом настраиваю душ, мне согреться очень хочется. Я раздавлена, уничтожена и опустошена. Как я вообще уснуть смогла — удивительно. Из меня будто все эмоции и силы выкачали, оставив только холод. И нет, не из-за похищения, не из-за гадких слов и пережитого нападения. Меня Лесин поступок добил просто. Мы ведь втроём с детского дома вместе. Защищали друг друга, держались всегда вместе, дрались, если нужно было. Заступались. Я ей доверяла как себе. Когда прощались, обмолвилась, что еду туда, где влюбилась. И Леська знала, всё знала. В том числе и адрес зоны отдыха. Значит, не только Дамир друзей выбирать не умеет, но и я, получается… Возможно, когда эмоции притупятся, я пойму подругу. Но сейчас очень обидно и больно.
Очень долго стою просто под потоком воды. Смываю с себя этот день. Дышу глубоко и плачу. Не хочу показывать мужчине новые слёзы. Он утешает, пытается приободрить, очень старается. Только я вижу, что себя съедает и винит. Грызёт изнутри.
— У тебя всё в порядке? — Дамир не стучит, сразу вламывается. Вздрагиваю и вскидываю голову.
— Да, сейчас выйду, — бормочу, выглядывая из-за ширмы и выключая воду.
Дамир разворачивает полотенце, укутывает, помогает выбраться и только потом оставляет одну. Его забота растекается теплом по венам и согревает почище горячего душа.
Быстро обсушившись, делаю на голове чалму из полотенца поменьше. Кутаюсь в махровый халат и выхожу. Мужчина сервирует барную стойку. Борщ на первое, пюре с котлетой на второе и шиповник. Прямо то, что доктор прописал. Простые блюда, которые очень часто в детском доме давали.
— Ешь, Ника, — приказывает Дамир, наблюдая за мной.
Киваю, с неохотой жую пюрешку с котлетой. Я уже борщом наелась на самом деле, но один тиран следит за моим питанием.
Мне в этом доме неуютно. Хотя несколькими часами ранее я порхала по помещению, уют создавая. Драила полы, пыль вытирала. Лучше в свой клоповник вернуться. Пусть район неблагополучный. Пусть стены картонные и полы скрипучие. Зато там всё родное. Моё.