Измена. Я ее не брошу

Марика Ани

Контраст от холодного стекла и горячего поршня, что движется во мне, фейерверком разносит по венам чистый экстаз. Каждым толчком заряжает, заполняет, уничтожает и возрождает.

— Идеальная. Моя, — Дамир на себя тянет, в волосы носом зарывается, дышит с надрывом. — Как же в тебе охрененно.

Дышать невозможно, возбуждение наполняет жаром не только нас, но и пространство вокруг. Сжигает кислород напалмом.

Мне тоже хочется высказаться. Тоже своим назвать, в любви признаться. Но могу только стонать и его имя выкрикивать.

Прикрываю глаза,

полностью отдаваясь во власть этих рук, вкрадчивого голоса, что звенит в ушах. Губ, что покрывают моё потное тело поцелуями-укусами. Дамир будто желает всю меня пометить.

Поворачиваю голову, он понимает без слов и тут же накрывает мои губы своими. Целует нежно, совсем не так, как толкается. Таранит неистово и языком ласкает покусанные губы. Посасывает и согревает дыханием.

Вскрикнув ему в рот, я рассыпаюсь вдребезги. Всем телом дрожу, ноги больше не держат, но Дамир подхватывает. Он всегда меня подхватывает. И продолжает двигаться, к своему освобождению приходит, но я уже потеряна в пространстве. Плаваю в плотном мареве экстаза и блаженства.

— Малыш, — слышу сквозь стук собственного сердца в ушах. Мычу нечленораздельно, вызывая смешок у мужчины. — В душ или прямиком спать?

— Угу, — бормочу.

— Уверена? Или, может, ещё подумаешь? — явно посмеивается надо мной Асланов.

О чём он вообще? Я не в состоянии думать, когда меня так укатали. Кое-как отлепив щёку от влажной каменной груди, смотрю расфокусированным взглядом в любимое лицо. Дамир улыбается и заносит в спальню. До меня доходит: он спрашивал про душ.

Прикрываю обратно глаза, полностью доверившись мужчине. Я всё ещё дрожу, ощущая, как каждая клеточка моего организма насыщается сладкой истомой, и просто плыву в эйфории.

Меня всю такую растёкшуюся устраивают удобнее на кровати. Обнимают, оплетают, жаром обволакивают. И целуют в чуть приоткрытые губы.

— Я больше не смогу, — шепчу, вяло уворачиваясь.

— Вижу, — усмехается тихо Дамир, прикусывая мочку уха и оставляя очередной засос на шее, — спи сладко, маленькая.

И я засыпаю с глупой улыбкой на лице и крепко погребённой под горячим мужским телом.

Почти на рассвете меня будит громкая трель дверного звонка. Дёргаюсь слегка испуганно, но Дамир на себя тянет, заставляя лечь обратно. Шумно выдохнув и прокляв Натана матом, поднимается. Включает тусклый ночник, шарит по полу в поисках одежды. Мы оба совершенно голые, а он ещё и со следами царапин и моих укусов. Чёрт, кажется, не только он метил меня, но и я его. Ничего не найдя, мужчина заворачивает бёдра валяющимся покрывалом и идёт открывать дверь.

Смущённо падаю на подушки и закрываюсь одеялом с головой. Просто представляю, что его сейчас Натан в таком виде увидит. А когда наши сброшенные одежды на кухне заметит, точно не избежать пошлых шуточек и подколов.

— Завали! — рявкает Дамир. Вот, кажется, уже началось.

Дверь в нашу комнату хлопает. Вздрагиваю и жмурюсь. Матрас прогибается, и одеяло тянут за кончик. Отпускаю край, выглядывая из убежища.

— Есть в этом доме хоть уголок, который

вы не осквернили? — летит ворчливый вопрос за стенкой. И я готова провалиться сквозь землю со стыда и от смущения. Похоже, Натан зашёл на кухню.

— Ты же помнишь? Чем больше краснеешь, тем сильнее я тебя хочу, — мурлычет ласково Дамир со смешинками в глазах. Его вот совсем ничего не смущает.

— Я не специально, — бормочу, облизывая губы, и, охнув, давлюсь дыханием. Просто мужчина поцелуем рот закрывает и жаром меня наполняет.

Насладиться последними минутами нам не удаётся, так как за стенкой гремит посудой, шумит водой и ворчит один вредный Варвар. И это не я его обозвала, прозвище такое прицепилось со времен института.

Выгоняю Дамира отвлечь Натана. Кутаюсь в халат и, подхватив чистые вещи, бегу в ванную.

Сборы не занимают много времени. Быстрый душ, небрежный пучок, самая простая одежда — удобные широкие штаны и тёплая толстовка. И вот я уже готова к переезду.

— Доброе утро, тигрица, — хмыкает Натан, когда захожу на кухню.

— Не нарывайся, Нат, — рычит Дамир и отодвигает для меня стул.

— Молчу-молчу, — поднимает руки вверх, сдаваясь, адвокат и тянется к папке с документами. Кладёт на стол документ о расторжении брака и новенький паспорт. — Нет больше Вероники Яровой. Как и Валиевой. Теперь ты Анна.

— Иванова?! — возмущённо вскидываю голову. У нас в детском доме этих Ивановых пруд пруди было. Даже Иванов Иван Иванович был. Обычно эту фамилию дают тем, у кого совсем нет родных. Кого нашли или подкинули.

— Выйдешь замуж — сменишь фамилию, — фыркает Натан и подмигивает. А вот Дамир ещё сильнее злится, чашку с такой силой сжимает, что она трескается под напором его пальцев.

— Только на Асланову, — шепчу успокаивающе и целую в щёку.

Мы втроём завтракаем вчерашними блюдами. Согреваемся горячим кофе. Я жмусь теснее к молчаливому и напряжённому Дамиру. И очень стараюсь не расплакаться. Держалась ведь эти дни.

— Если хотите провернуть всё незаметно, нужно выехать из города до рассвета. Прощайтесь в темпе. Я буду в машине, — хлопает в ладони Натан, отвлекая от мыслей, и выходит из кухни. Даёт нам несколько минут наедине.

Я не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях. Да и язык будто прилипает к небу. Меня потряхивает. Дамир, с шумом выдохнув, к себе тянет. Обнимает крепко.

— Всё будет хорошо. Не волнуйся, ладно? — шепчет, губами прижимаясь к виску. Ладонь смещает на живот, даруя немного тепла. — Позаботься о себе и нём.

— Как мы его назовём? — выпаливаю внезапно, отстраняясь и в глаза заглядывая. — Сына. Мы так и не придумали имя.

— Я доверяю тебе, ты подберешь самое правильное и верное имя, — Дам стирает дорожки слёз и целует в солёные губы.

— Нет. Скажи! Хоть как-то поучаствуй в его судьбе!

— Ника, — напрягается он, хватка становится жёстче. — Не рви душу, маленькая.

— Скажи! — упрямо поджимаю губы, смаргивая чёртовы слёзы.

— Марат, — прикрыв глаза, прижимается лбом к моему лбу.