Изменяя прошлое

Журавлев Игорь

А Пастор, внимательно наблюдавший за шмоном вместе с Нечаем и завхозом отряда, чтобы менты не уволокли что-то из положнякового, но приглянувшегося, сразу смекнул, что они на самом деле ищут. Особенно после того, как заблестели от радости глазенки кума Сугроба, когда ему приволокли найденные телефоны. С чего бы ему так радоваться, их постоянно находят? Он посмотрел на Нечая и тот согласно кивнул, тоже вкурил, что ищут их прибор. Зря только они его здесь искали, его даже в пределах локалки не было, нычка Пастора была супернадежной, прямо в кабинете начальника медчасти, о чем тот, понятно, даже не подозревал. Зато был в курсе санитар, бывший начальник отделения сердечно-сосудистой хирургии в областной больнице, крупно проворовавшийся и спалившийся

несколько лет назад. Как только он пришел этапом на зону, его сразу к медчасти приписали, официально — санитаром, а по сути, он там всем заправлял, поскольку разбирался и в медицине, и в медицинском хозяйстве намного лучше местных лепил. Он давно был у Пастора на крючке, поскольку человек нужный, даже смотрящий за больничкой был не в курсе всех их дел.

— Что думаешь? — подошел к Пастору Нечай после шмона.

— Что и ты, — скривился тот. — Похоже, мусора опять взялись за дело Сурка, что-то, думаю, у них не сошлось там.

— Считаешь, Сурок уже под колпаком?

Пастор задумчиво почесал бровь, шрама больше не было, а привычка осталась.

— Думаю, Сурок пока не раскололся, иначе бы нас просто за жабры взяли и стали бы выбивать показания. В любом случае, здесь бы не оставили.

Нечай покивал соглашаясь.

— Думаю, Сурка еще даже не прищучили, но он у них под подозрением. Будут копать, и копать упорно. Нашему куму, видать, намекнули, вот он и вызверился сегодня со шмоном. Но нихера не нашли, значит, что?

— Что? — уставился на Пастора Нечай.

— Что, что?! Мы теперь под колпаком у Сугроба, Нечаюшка.

— И чё теперь?

— Не знаю, Андрюха. Думаю, надо пока погодить и прибор не палить. К козлику с больнички пока не подходи даже, не дай Бог, кум что заподозрит, ты понял меня?

— Мля, — простонал Нечай. — А я как раз хотел…

— Нечай, — вызверился Пастор, — ты х..во слышишь?

— Да понял, я понял, не кипешуй! — огрызнулся Нечай. — Что будем делать, если Сурок расколется за нас?

— Если Сурок расколется, брат Нечаюшка, нам с тобой полная п..да! Нас, скорее всего, увезут отсюда, а потом где-то так потеряют, что сто лет никто не найдет.

— Может, вальнуть его, а, братишка? — сверкнул глазами Нечай.

Пастор задумался. Может, и надо Сурка валить, конечно, так надежнее. Вот только в прошлом его валить смысла уже нет, что-то мусора за прошлое уже раскопали. А в настоящем…, можно, конечно, побазарить с братвой, глядишь, кто и подпишется. Однако Пастор подозревал, что в настоящем им Сурка уже не взять, скорее всего, он под плотным колпаком. И если кто сунется, то потом по цепочке выйдут на них. Нет, лучше пока подождать… или?

_____

Не скупитесь на лайки и награды, уважаемые! Вам нетрудно, а автору приятно и понуждает писать дальше.

Глава 22

А чего, собственно, ждать? Мне на неделе исполнился шестьдесят один год, седьмой десяток разменян, я теперь официально прохожу как пожилой человек, согласно всем классификациям, как ВОЗ, так и нашей страны. Сколько мне там осталось, если, согласно статистике, средняя продолжительность жизни мужчин в России около шестидесяти восьми лет? Да я и без всякой статистики вижу, как уходят мои одногодки один за другим, словно кто-то деревца в нашем старом саду подрубает?

Чего я хочу больше всего? Ответ на этот вопрос я знаю давно. Нет, я не хочу прожить еще десять, двадцать или даже тридцать лет. Меня уже и сейчас качество моей жизни совершенно не устраивает (спина много лет болит постоянно, с недавних пор ноги очень болят, вообще долго все болячки перечислять), а дальше точно будет не лучше, а с каждым годом только хуже. Это я точно знаю, насмотрелся уже. Так, с какой стати мне цепляться за эту свою жизнь и тянуть до того, когда ты уже будешь молить Бога, чтобы дал тебе побыстрее сдохнуть? Как там советовал булгаковский Воланд буфетчику из варьете: «Какой смысл умирать в палате под стоны и хрип

безнадежных больных. Не лучше ли устроить пир и, приняв яд, переселиться «в другой мир» под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями?» Неплохой исход для безнадежно больного человека, как думаете? Нет, кончать с собой я не собирался, по крайней мере, в ближайшее время точно. Не потому, что это грех, как уверяют церковники (я перечитал Библию несколько раз, и такого греха там не нашел, а те слова, что толкуются в этом смысле, можно толковать и иначе), а просто не считаю это достойным выходом для себя. А хочу я сейчас, как, наверное, и любой старик, стать снова молодым и здоровым. Каждый день засыпаю с этой мечтой, а теперь, когда у меня есть машина времени, я могу эту свою мечту осуществлять, пусть даже только на сутки. Ладно, пусть, если вместе с Нечаем только двенадцать часов. Сколько бы пожилых людей отдали все, что у них есть, за возможность хотя бы на несколько часов вернуться в свою молодость!

К тому же, подумал я, это ведь зараз двенадцать часов, но кто мешает мне, возвращаясь, вновь и вновь продлевать? Главное, наблюдать за тем, чтобы аккумулятор не сел у смартфона.

Менты ищут? Да и хрен с ними, пусть ищут, работа у них такая! Дело ведь в том, что сегодня у меня есть возможность вновь побыть молодым, а завтра ее может уже и не быть. Разве не глупо в моем возрасте прятаться и выжидать, не зная, что с тобой будет завтра? Как там говорил Христос в Нагорной проповеди? — Не заботьтесь о завтрашнем дне, он сам позаботится о себе, живите днем сегодняшним![1] Как-то так, кажется.

Я растолкал задремавшего пока я размышлял Нечая, и пересказал ему свои мысли.

— Что думаешь, Нечаюшка?

— Ты же знаешь, Пастор, я всегда за любой кипишь, не люблю я сидеть, выжидать, планы какие-то дальние строить.

— Знаю, Андрюха, знаю! Короче, будем нырять, пока есть возможность, сразу вместе, по двенадцать часов на рыло. А здесь будем внимательно наблюдать за обстановкой. Если все ништяк, будем нырять дальше, хоть в ту минуту, на которой очередная командировка в прошлое закончилась, если желаешь продления. Или в другое время, это уж каждый за себя пусть решает.

Нечай, слушая меня, лыбился, по душе ему были мои слова, он вечно ныл на мою осторожность, называя меня перестраховщиком. Моя осторожность не раз меня спасала, но, похоже, пришел час немного забить на нее. Не совсем, конечно, я же здесь тоже буду присутствовать и наблюдать за обстановкой.

— Главное, — подал голос Нечай, — не особо пыжить там, в прошлом. Чтобы не изменить свою жизнь так, что возвращаться будет некуда.

Я подумал и ответил:

— И это тоже пусть каждый сам для себя решает. Мы с тобой не в раю живем, чтобы бояться его потерять.

И мы, посмотрев друг на друга, одновременно заржали.

Ну и пошло-поехало, — гулять так гулять!

***

Николай Сурков устал, — это, если выражаться скромно. По сути, он был просто вымотан, всю неделю работая допоздна, и даже сегодня, в пятницу, только к одиннадцати вечера смог, наконец, добраться до своего загородного домика. Пятница! Наконец, можно расслабиться, выпить пару банок любимого пива, посмотреть какое-нибудь легкое кинишко, а завтра с утра спать, спать и спать. Хотя он уже заранее знал, что, скорее всего, все равно проснется как на работу, — никуда не денешься, многолетняя привычка организма. Ну, ничего, он с удовольствием и так поваляется, понежится, подремлет. Еще с утра он собирался вечерком после работы сгонять в прошлое, но к вечеру так устал, что уже никуда не хотел прыгать из своего милого сердцу домика. Он был из тех, кого принято называть странным словом «интроверт», если вы понимаете, о чем речь. Не конченый интроверт, конечно, скорее, ему просто никогда не было скучно одному, он всегда мог найти себе занятие для души. Но и людей не чурался, в компаниях спокойно мог оттягиваться по-полной, но потом всегда тянуло отдохнуть от такого отдыха.