Изменяя прошлое
Шрифт:
— Если только они не сидели вместе в предыдущих вариантах прошлого, которые отражены в тех двух рапортах — закончил фразу Курчатов.
Они помолчали, а потом полковник из ГРУ сказал:
— Допустим, ты все разложил верно, но все же, что не так с этой машиной времени?
Рябинин рассмеялся:
— А ты молодец, сразу ухватываешь суть! То, что в прошлое нельзя отправиться, так сказать, физически, это еще Сурков в своей статье писал, и дальше по докладам Залевского известно. Я не специалист, возможно, что-то не так с самой природой времени или с изобретением. В прошлое, как он утверждал, можно запустить только некую матрицу сознания реципиента, которая там, в прошлом, совместится
— Ну да, — добавил Курчатов, — если время ограничено, то ты можешь не успеть сделать то, что тебе нужно, или не сможешь узнать, получилось ли у тебя так, как задумывал.
— Да, — согласился Рябинин. — Но если машина по-прежнему работает, то можно, пусть даже не сразу (не знаю, какие там у нее ограничения) повторить попытку.
— Что Сурков и сделал, на этот раз так, как надо, — завершил Владимир. — План мероприятий у тебя уже есть?
— Как раз собирался сейчас заняться этим, — ответил Сергей. — Но теперь уже вместе подумаем, что и как будем делать.
— Может, для начала стоит пообщаться с этим, как его, Пастором? Припугнем его, надавим?
***
«Ах, какой же я молодец, — думал я, молча слушая заезжего мента. — Как в воду глядел, вечером же того дня после свиданки позвонив Сурку и все обтяпав».
После обеда меня дернули к куму. Впрочем, то, что меня именно к куму вызвали, я узнал уже позже, когда подвели к его кабинету. Однако кум не стал задерживаться, убедившись, что я это я, он покинул кабинет, оставив меня наедине с двумя деловыми ментами в штатском. Правда, насчет того, что это именно менты у меня поначалу возникло некоторое сомнение, которое развеялось после того, как они представились, назвав, правда, только свои звания и ведомственную принадлежность. Ну и ладно, мне их имена совершенно неинтересны. Два полковника, один эфэсбешник, а другой вояка из ГРУ, охренеть! Где же это так Сурок прокололся, интересно?
— Если куришь, можешь курить, — предложил мне вояка, протянув пачку сигарет.
— Не курю, — отказался я, ни к чему сейчас это.
— Ну, тогда рассказывай, где и при каких обстоятельствах ты познакомился с Сурковым Николаем Александровичем: еще в СИЗО или уже здесь, на зоне? — это уже эфэсбешник подключился.
— Тот Коля Сурков, который известен мне, — решил я косить под простачка, — вроде бы не сидел. По крайней мере, мне он об этом не рассказывал. Но, может, мы о разных людях говорим?
Полканы переглянулись, а я внутренне усмехнулся: что, ментяры, не ждали, что я сразу признаю свое знакомство с физиком?
— Где и при каких обстоятельствах ты познакомился с ученым-физиком Сурковым? — перефразировал вопрос гэрэушник.
— С Колей что-то случилось? — поддал я тревожности в голос. — Он только недавно был у меня на свиданке, все было нормально.
— Отвечай на вопрос, Пастор! — вступил вторым номером полковник ФСБ.
— А то, что будет? — вяло поинтересовался я.
— Послушай, Андрей Николаевич, — сменил тон вояка, — к тебе приехали два старших офицера серьезных государственных служб. Как думаешь, стали бы мы сюда переться, если бы дело не касалось вопросов государственной
— Не хватало мне еще ваши загадки разгадывать, — спокойно парировал я. — Я тебе, полковник, простой вопрос задал: что с Колей?
— Да нормально все с ним, — махнул рукой тот. — Живой и здоровый, насколько мне известно.
— И с какой стати вы им тогда заинтересовались? — не унимался я.
— Рот закрой, Пастор, — с чекистским металлом в голосе отметился эфэсбешник. — Вопросы здесь задаем мы. Повторяю вопрос: где, когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Сурковым?
Я молчал и честными глазами смотрел на полковников.
— Отвечай, Андрей Николаевич, это важно, — сказал вояка, бросив, как мне показалось, недовольный взгляд на коллегу.
— Можно, да? — невинно поинтересовался я. — Вы бы, граждане начальники, между собой разобралась сперва. А то один молчать приказывает, другой просит ответить. Совсем голову мне заморочили, а ведь я уже далеко не молод.
И я показательно тяжко вздохнул. Они опять переглянулись и вдруг одновременно заржали как кони. А я подумал, что люди они не совсем пропащие, коли чувство юмора еще имеется при их собачьей работе.
— Да, Пастор, — отсмеявшись, продолжил чекист. — Сразу видно, что калач ты тертый и допросами тебя не удивишь.
— Эх, начальник, — ответил я с грустью, — допросы для меня так же привычны, как для какой-нибудь красотки признания в любви. По сути, они часть моей жизни, постоянно от меня ваша братия чего-то хочет.
— А что, тебя уже кто-то из нашей Конторы допрашивал? — напрягся полкан.
— Пока ты первый, — пожал я плечами. — Но для меня все вы одним миром мазаны, все вы менты, хотя и в разных конторах служите. А что до Коли Суркова, то знаю я его еще года с девяностого. Я тогда только в Литинститут поступил, любил по разным квартирникам литературным мотаться, стихи свои читал, других слушал. Вот, на одном таком квартирнике мы с ним и познакомились. Он, как выяснилось, небольшой любитель поэзии, но знакомый пригласил, он и повелся. Ну, разговорились мы с ним, нашли какие-то общие темы, да неожиданно и подружились. Честно говоря, у меня такого друга на воле и не было никогда раньше, интересно стало. Потом периодически встречались на разных сейшнах, потом уже вместе куда-то ходили. Его тогда баба бросила, нужно было как-то человеку развеяться. Потом меня поймали, увезли к хозяину, но связи с ним мы не потеряли. Переписывались, порой он даже на свиданку ко мне приезжал, а посылки так вообще не раз слал. Что еще интересует, граждане начальники?
***
Я и правда, вечером после той свиданки позвонил Сурку. Очень меня беспокоил его приезд, а точнее, те последствия, которые из него могут вытекать, если все сложится определенным образом. А потому решил я на всякий пожарный подстраховаться. Узнав, что в ноябре девяностого он был в Москве, предложил ему сгонять в прошлое и встретиться там для создания алиби, ибо — мало ли что! Уговаривать я умею, и Сурок согласился.
Встретились мы у одного дома на Маросейке, которой только-только вернули историческое название, убрав советское — улица Богдана Хмельницкого. Правда, таблички со старым названием пока еще висели, но москвичи радовались, особенно те, кто знал историю и был в курсе, что вышеупомянутый Богдан представлял собой личность, мягко говоря, неоднозначную. Мне в те времена было пофиг, но вместе со всеми меня захватывал этот вихрь новизны, который впоследствии превратился в смерч, сметающий все на своем пути. М-да, все мы ожидали тогда совсем не того, что случилось потом. Причем недовольными оказались все — от занудных совков до отпетых либералов и западников. Правда, каждый своим, а-ха!