Изменяющие облик
Шрифт:
— Когда я приехал за тобой в Хомейну-Мухаар, Малина была чэйсулой другого.
Я забыл о ней. Я думал только о тебе.
— Но теперь ты не можешь больше не думать о ней.
Он подвинулся к ней и взял в ладони ее лицо:
— Я не оставлю тебя.
Аликс пыталась сдержать дрожь:
— Что же ты скажешь, Дункан?
— У нас одна толмоора, Аликс. Даже если ты не чувствуешь этого, то чувствую я. Я не оставлю тебя, — он вздохнул, нахмурил лоб, — Малина будет моей чэйсулой, как я и обещал ей, когда мы были детьми, но в моей душе место
— тебе.
Мэйхи
Аликс схватила его за запястья и рывком отняла его руки от своего лица:
— Что же ты тогда обещал мне? Что ты говорил мне в пещере, когда я согласилась зачать от тебя, чтобы никто — даже ваш Совет — не разлучил нас?
— Аликс…
— Я не стану ничьей любовницей, Дункан… даже твоей. Я даже подумать об этом не могу… Наверно, это мое запятнанное хомейнское воспитание! — она бросила на Дункана яростный взгляд. — Думаешь, то, что я сделала, так легко для девственницы?
— Аликс…
— Нет.
Он протянул к ней руку — она отстранилась.
— Что бы ты сделала сейчас, если бы могла?
Она помрачнела, понимая, что значит этот вопрос. Дункан мог отказать ей в возможности покинуть клан, Аликс ожидала этого.
Но все же попытаться стоит…
— Я уеду назад к Кэриллону.
Лицо Дункана застыло как маска, но он не смог скрыть холодную ярость — она пылала в его желтых звериных глазах:
— Чтобы стать любовницей принца?
— Нет. Чтобы он помог мне, — Аликс разглядывала дыру на юбке, избегая взгляда Дункана. — Он поможет мне во всем, о чем бы я не попросила. Он так сказал.
— Ты не можешь уйти, малышка, — мягко сказал он. — Я понимаю тебя, но не могу позволить тебе уйти.
Она смяла рукой бархат платья:
— И каковы же причины этого запрета, вождь?
Черты лица Дункана смягчились:
— Ты ведь могла забеременеть. Аликс поняла. Она гневно прижала кулачок к животу:
— Если я забеременела от тебя, я скажу, что у ребенка нет отца и воспитаю его сама!
Дункан побледнел и, пошатываясь, словно раненый, поднялся на ноги. Он грубо схватил девушку за руку и рывком поднял на ноги, не обратив внимания на вырвавшийся у нее крик боли:
— Если ты забеременела от меня, ребенок мой!
Она стиснула зубы и прошипела:
— Разве у тебя уже нет неродившегося ребенка, Изменяющийся? Во чреве женщины, которую ты возьмешь чэйсулой!
— Если он мой, он останется со мной, как и твой ребенок, если ты родишь его!
Она побелела от боли, которую причиняла ей его жесткая хватка:
— Ты не можешь забрать ребенка у матери!
— Здесь ты живешь среди Чэйсули, — угрюмо промолвил он, — и должна подчиняться нашим законам. Если ты не останешься со мной, так тому и быть, но если ты зачала, ребенок принадлежит мне… Он — новое звено пророчества.
Аликс заговорила громче, стараясь перебороть боль:
— И ты принудишь меня к тому, что сделала
Дункан притянул Аликс к себе, но это вовсе не был нежный поцелуй влюбленного. Он заставлял ее, как прежде Финн — а она ненавидела любое принуждение.
Ей захотелось ударить его — но ее рука оказалась прижатой к его груди.
Медленно, слов но бы против воли она подняла ее и обняла Дункана за шею, притянув его к себе. Словно боль, которую он причинил ей, разбудила в ней что-то иное, и она почувствовала, как сильно он нужен ей.
— Чэйсула, — прошептал Дункан, касаясь губами ее губ.
Аликс вырвалась из его рук:
— Нет! Ты сказал, что изберешь другую… а я не буду твоей любовницей!
Его губы сжались в тонкую линию.
— Тогда ты не будешь ничьей чэйсулой. Она вскинула голову:
— Не буду.
— Ни мэйхой.
— Ни мэйхой.
Его глаза странно заблестели:
— Ты признаешь в себе кровь Чэйсули, Аликс? Ты подчиняешься нашим обычаям?
— У меня нет выбора!
— Ты принимаешь их?
— Да! — с горечью выкрикнула она, не понимая, чего он от нее добивается.
— Тогда ты должна принимать все законы. Она вызывающе посмотрела на него:
— Принимаю.
Его рука скользнула к поясу и вновь поднялась с ножом. Аликс в ужасе шарахнулась от него, но Дункан поймал ее за косу и одним ударом обрезал ей волосы у самой шеи. Тяжелая коса осталась в руках Дункана, Аликс, сдавлено вскрикнув, схватилась за неровно обрезанные волосы. Дункан не проронил ни слова.
— Что ты сделал?
— Это обычай Чэйсули, — ответил он. — Когда женщина отказывается от своего места в клане как чэйсула или мэйха, она обрезает волосы, дабы все знали о ее решении. Тогда она уже не может передумать.
— Я вижу перед собой чужого… — прошептала Аликс.
Дункан бросил отрезанную косу в огонь, шатер наполнился запахом паленых волос. Воин снова сунул нож в ножны и указал на дверной полог:
— Теперь, рухолла, я отведу тебя к Райссе.
Глава 5
На этот раз Дункан отвел Аликс к коричневому шатру, на котором красовалось изображение золотой лисицы. Он откинул дверной полог и жестом пригласил ее войти, Аликс подчинилась, не глядя на Дункана. Ей было стыдно показываться на людях с остриженными волосами.
Из-за занавеса, разделяющего шатер на две части, вышла женщина с черными, подернувшимися серебром волосами, ее прическа состояла из множества переплетенных серебряными шнурами, закрепленных серебряным гребнем искусной работы. Одета она была с черное платье из тонкой шерсти, отороченное на рукавах и по горловине красным, а поясом ей служила тонкая цепочка с маленькими серебряными бубенцами. Женщина была немолода, но красива, сразу было видно, что она Чэйсули — высокие скулы, тонкая линия носа, чистый лоб — и желтые глаза, тепло глядевшие на Аликс.