Изнанка судьбы
Шрифт:
Я пытаюсь управлять этим балаганом, поддерживать дом в чистоте, читаю, даже съездила посмотреть на сиротские приюты, которые учредила в своей прошлой жизни. Заново учу анварский и юриспруденцию, замирая от радости, когда случайно встреченная фраза заставляет очередной кусочек воспоминаний восстать из небытия, чтобы занять место в мозаике моей памяти.
А еще я жду вечера.
Жду совместного ужина, посиделок у камина с бокалом вина и разговоров взахлеб обо всем на свете. Жду его рассказов. И просто жду его…
Элвин возвращается затемно, но с его появлением в доме словно становится
Если б я могла, сделала бы, чтобы он никуда не уходил. Но это невозможно.
Вчера он впервые поцеловал меня в этой нашей новой жизни. И я хотела бы рассердиться и сказать, чтобы он больше так никогда не делал, но не смогла. Вместо этого я тоже его поцеловала. И даже позволила ему пойти дальше. Не так далеко, как он хотел, но куда дальше, чем собиралась дозволить. Когда я вырвалась из его объятий — расхристанная, растрепанная, тяжело дыша, — он не стал меня преследовать и настаивать.
— Сеньорита хочет поиграть в игру «Соблазни меня»?
Его насмешливая и все понимающая улыбка так меня разозлила, что я фыркнула «Не подходи ко мне больше!» и убежала.
С утра мы не виделись. Надеюсь, он не принял мои вчерашние слова всерьез.
Ну где же он? Уже десятый час!
Он же не обиделся?! Не мог же он обидеться на такую ерунду?!
А вдруг он с Исой?
Я вспомнила эту женщину несколько дней назад. Вспомнила свою ревность, опасливое восхищение, неприязнь.
Княгиня фэйри. Повелительница Рондомиона. Соперница.
Неужели Элвин действительно выбрал меня, а не ее? Почему? Не переменит ли он теперь свое решение из-за моих глупых капризов?
От этих мыслей я просто не нахожу себе места. Накручиваю себя все сильнее и сильнее, представляя их рядом, швыряю книгу на диван и нервно хожу по комнате.
Он же проводит с ней целый день! И она его точно не станет отталкивать, и устраивать ему истерики, и твердить, что ненавидит!
Боги, ну почему я такая дурочка?!
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.
— Почему тебя так долго не было?!
— Дела, — буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.
Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…
Первый порыв — устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран — более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его или хотя бы не быть такой законченной эгоисткой…
Поэтому я даю ему время побыть одному, хотя все внутри кипит и требует пойти к нему, поговорить, расспросить. И осторожно стучусь в комнату, будучи готовой уйти по первому его знаку:
— Можно?
— Входи,
Он сидит, откинувшись в кресле. Лицо бледное, глаза закрыты, на виске часто бьется жилка. Я подхожу медленно, осторожно.
— С тобой все в порядке?
— Просто устал.
Черные круги под глазами, запавшие щеки и бледность свидетельствуют, что «просто устал» — в лучшем случае преуменьшение.
— Мне уйти?
Открывает глаза.
— Не надо. Иди ко мне, Фран. Только не брыкайся, ладно?
— Не буду, — обещаю я, усаживаясь на подлокотник. Распускаю волосы, как нравится Элвину, и обвиваю его руками за шею, прижимаясь щекой к щеке. — Расскажешь, как прошел день?
Он обнимает меня за талию и мотает головой.
— Не надо разговоров. Просто посиди со мной.
— Конечно…
И тут на меня находит.
Это похоже на волну, которая захлестывает с головой, на бурлящий гейзер внутри, на прорвавшуюся плотину, на пропасть, в которую падаешь так долго, что падение превращается в полет… Все мысли, все чувства сметает одно. В нем сразу восторг, нежность, готовность сделать что угодно ради человека рядом и счастье. Счастье, от которого слезы наворачиваются на глаза. Такое запредельное невозможное счастье, что почти больно дышать, почти невозможно его вынести…
Как будто я находилась в сумерках, а потом рядом вспыхнула сразу сотня солнц. И я сижу — ослепшая, оглушенная, не готовая к этому всепоглощающему чувству. И только хватаю воздух ртом, пытаясь отдышаться.
— Что слу…
Я не даю ему договорить. Соскальзываю с подлокотника к нему на колени, обнимаю, вцепляясь изо всех сил, приникаю губами к его губам и целую с голодной жадностью, словно пью родниковую воду в жаркий день и никак не могу напиться. Он, сперва опешив, отвечает мне. И в мире перестает существовать хоть что-то, кроме мужчины рядом, а сотни солнц — они не вокруг, они внутри, во мне. Их яростный восхитительный свет рвется наружу, заставляет полыхать щеки, толкает на безумства. Слишком много тепла для меня одной…
Он отрывается от моих губ, чтобы вопросительно заглянуть мне в лицо.
— М-м-м… сеньорита, что это было? То есть не то чтобы я против, мне просто интересно, по какому поводу…
Я, всхлипывая, утыкаюсь ему в плечо и пытаюсь успокоить стучащее барабаном сердце. Боги, дайте мне слов, чтобы выразить все, что я сейчас чувствую!
— Ты хороший.
— Ого! Это что-то новенькое, — за насмешкой в голосе слышна растерянность.
— Я люблю тебя! — говорю я, вжимаясь в его тело, целуя шею.
Это похоже на помешательство. Самое прекрасное в мире помешательство. Но почему так сильно и так внезапно?
— Большой прогресс. В прошлый раз нам на это потребовалось десять лет, сейчас управились за пару месяцев… — его голос прерывается, а потом он стискивает меня в объятиях сильней. — Не слушай меня, Фран. Я несу чушь.
Я и не слушаю. То, что рвется из меня, что звенит внутри восторженной струной, не нуждается в словах и ответных признаниях. Оно не нуждается даже в поцелуях и большей близости. Я и так чувствую, что мужчина рядом навсегда стал частью моей жизни, и мне просто безгранично хорошо оттого, что мы сейчас вместе.