Изнанка судьбы
Шрифт:
Даже разозлиться из-за ее авантюры не смог. Сначала все затмевал страх, теперь — счастье.
— Еще одна такая выходка, и я поседею, сеньорита.
Она не ответила. Тихо лежала в моих объятиях, покорная и теплая.
Живая.
— Запру тебя в башне. Будешь каждый раз спрашивать разрешения выйти, — пообещал я, целуя ее в лоб, щеки, полуоткрытые губы. — Ну, все, радость моя, хватит дрыхнуть. Нам еще выбираться отсюда.
Не хотелось будить ее, однако нести кого-то на руках и одновременно отбиваться от полчища монстров довольно сложно.
— Фран! — я потряс
Возможно, одной пощечины было просто мало, но, ударив Франческу, я почувствовал себя настоящим ублюдком. Последнее, чего мне хотелось, — бить любимую женщину.
— Да какого гриска!
Ответом на ругательство на левой руке шевельнулся вьюнок. Он все так же обвивался вокруг протеза в два обхвата и не торопился умирать. Я попытался стряхнуть эту пакость, но она уже пустила корни. Попытка выдернуть лозу отозвалась в давно отрубленной руке такой адской вспышкой боли, что я разжал пальцы и уставился на протез в безмолвном изумлении.
Ладно, потом. Все потом.
Я поднял Франческу на руки и зашагал по тропе вниз.
Элисон
— Элисон.
Я не повернулась.
— Элисон, не надо, — кровать чуть скрипнула и прогнулась под его весом. Сел рядом.
Я лежала, отвернувшись к стенке, подтянув согнутые колени к подбородку. Совершенно неприличная для молодой леди поза. И плевать.
Руки мягко легли на плечи. Обнимая. Поддерживая.
— Лучше бы вы оставили меня там, — голос звучал как чужой — глухой и безжизненный.
— Не лучше.
— Все из-за меня. Я несу только боль и смерть тем, кого люблю.
— Это судьба. Ее не изменить.
Я упрямо стиснула колечко. Можно сколько угодно тереть его и кричать «Терри», никто не придет. Просто кольцо.
Терри семь лет был моим другом, братом, товарищем по играм, наставником, защитником и утешителем. Он пришел, когда в моей памяти впервые появились лакуны, черные дыры с шелестящими, осыпающимися краями — я боялась не то что заглядывать, лишний раз и приблизиться к ним. Лишенная привычного дома, увезенная от зеленых просторов Роузхиллс в торжественную чопорность Гринберри Манор, я была одиноким и растерянным ребенком. Мне было одиноко и очень-очень плохо. И пришел Терри.
Нет сомнений: будь он чуть материальнее, мы стали бы больше, чем просто друзьями. Я не раз мечтала об этом, да и среди его снисходительно-покровительственных ужимок слишком часто проглядывала тоска и желание прикосновений. Порой я успевала перехватить откровенные, жаждущие взгляды. И сколько их было — безуспешных попыток притронуться друг к другу, когда кожа ловит лишь дуновение прохладного ветра…
Мы оба делали вид, что ничего не происходит. Ничего и не могло происходить. Нематериальность Терри была спасением, позволявшим нам всегда быть вместе. И она же стала проклятьем, навсегда разлучившим нас.
— Так нельзя, — с детским
Терранс нашел бы кучу умных слов. Насмешками и подначками заставил бы меня встать, вернул волю к жизни и силу духа. Рэндольф только тяжело вздохнул и погладил по волосам:
— Нам надо разобраться со шкатулкой, Элисон.
— Ненавижу эту шкатулку! Ненавижу Бакерсона, отца и Блудсворда! Ненавижу дядю! — я вскочила, задыхаясь от слез. — Зачем я в это полезла?! Пусть бы все шло, как идет!
Рэндольф молчал, отведя взгляд. А мне надо было найти кого-то виноватого, ударить, высказать этому миру всю скорбь и боль, что душили меня.
— Он ведь был твоим братом! Почему ты как каменный?! Тебе его совсем не жалко?!
— Терранс сказал тебе?
— Что вы братья? Да, представь, сказал!
Не знаю, на что я надеялась. Что он разгневается? Что мы поругаемся, наорем друг на друга, может, даже подеремся, а потом поплачем в объятиях, и мне станет чуть легче? Смешно было ждать такого от молчаливого Рэндольфа.
Фэйри снова вздохнул. Взял меня за плечи, потянул на себя. Его кошачьи глаза были близко-близко — черный диск в расплавленном янтаре. Я чувствовала на своих губах его теплое дыхание.
— Элисон, пойми. Это была судьба. Терранс знал о ней и был готов.
— Знал, что Блудсворд убьет его?
— Он знал, что его предназначение — оберегать королеву Элисон.
— Какую королеву?! Что ты несешь! Прекрати! — Я попробовала вырваться, но Рэндольф не дал сбежать. Просто сгреб в охапку и держал. Даже не стискивал, только держал, пока я кричала и лупила по его спине кулаками.
Потом я ревела. Нарочно не стесняясь, чтобы доказать ему, какой бред все эти шутки Терри про «королеву». Фэйри не разжимал рук — сдержанный, печальный и надежный, как сотня тысяч каменных стен.
Когда истерика закончилась, мне стало стыдно. Отводя глаза, я попросила у воина прощения. Он кивнул, словно уже забыл о том, что я тут устроила, и снова сказал:
— Нам надо разобраться со шкатулкой.
— Мы больше не увидимся, да? — только сейчас я осознала, что все закончилось. Если в шкатулке найдется завещание, меня ждет дорога в Гринберри Манор, судебное разбирательство и все та же простая, скучная жизнь, что была раньше.
Только уже без Терри.
— Блудсворд не оставит тебя в покое. И я не смогу быть защитником здесь, где у него власть, статус и должники. У меня есть все это, но в Цере. Сейчас у меня даже нет сюзерена.
— Погоди, а как же твой князь?
— Я просил у него свободы. И она была мне дарована.
Я ойкнула, прикрыв рот ладонью. Из немногих обмолвок Терри и Рэндольфа я успела понять, как важна для Рэндольфа служба князю.
— Зачем?
— Верность не улыбка, которую можно подарить каждому. Мое желание сохранить сюзерена чуть было не стоило тебе жизни.
— Это я виновата! Я пошла к Блудсворду!
Фэйри покачал головой — спокойный и упрямый, уже все решивший.
— Если ты согласишься, мы уедем в Церу. Если нет, я останусь здесь и попробую защитить тебя, как умею. Но это будет нелегко.