Изнанка судьбы

Лис Алина

Рэндольф усмехнулся:

— Ты права. Душа воина — его оружие.

— Сколько у нас времени, Рэндольф?

— Не знаю. Быть может, годы, — он отвел глаза.

— Это ведь неправда. Все будет уже совсем скоро, да?

— Я не знаю. Я даже не знал, к чему приведет этот путь, пока Терранс был жив.

Вот что такое отчаяние. Когда нет возможности спасти или защитить близкого человека. Когда нет выхода. Когда дергайся — не дергайся, а судьба неотвратимо приближается, и ты чувствуешь затылком ее холодный

внимательный взгляд.

* * *

Мы больше не возвращались к этой теме. Я как-то прямо разом поняла, что бесполезно. Можно сколько угодно плакать, упрашивать, дуться, кричать и делать нам двоим больно — Рэндольф не отступит. Будет виновато улыбаться и терпеть, сколько нужно. А если я потом сменю гнев на милость, сделает вид, что ничего не было.

Если бы я могла, сделала так, чтобы он меня разлюбил. Разве это любовь, когда нет выбора? А может, выбор и был, просто фэйри не хотел его видеть.

Наверное, надо было не разговаривать с ним, показывать, как я зла, как не могу смириться со всем этим бредом про «судьбу». Но я ужасная эгоистка. Мне хотелось его целовать и таять в объятьях. Просто от осознания, что наша близость может оборваться, обязательно оборвется, что все это не навсегда и закончится совсем скоро, Рэндольф в одночасье стал мне бесконечно дорог и важен. И я пыталась на прощанье подарить ему все, что могла, в глупой надежде, что судьба посмотрит на наше счастье и даст нам шанс. Известно же, что в сказках только так и бывает.

— Человеческих сказках, — поправил меня фэйри. — Люди — мастера обманывать себя.

Непогода продолжалась еще два дня, и все это время мы почти не вылезали из постели. Любили друг друга до изнеможения, как одержимые.

Это было удивительно. Я и подумать не могла, что близость между мужчиной и женщиной так прекрасна. И дело было не только в удовольствии.

Рэндольф брал меня, как дорогой подарок, как величайшую драгоценность. Я видела, чувствовала, что для него в эти мгновения я важнее всего на свете. И отчаянно старалась вернуть ему это чувство, отдаваясь целиком, без остатка.

Я хотела понять его, молчаливого и замкнутого. Познать если не душу, то тело — не зря же он сказал, что душа и тело едины.

Он удивился, когда я, краснея и запинаясь, сказала об этом. Но смеяться не стал:

— Конечно, Элисон. Чего ты хочешь?

— Просто лежи смирно. И говори, как приятно, ладно?

Я двинула ладонью вниз, изучая заново переплетение мышц на поджаром теле и вязь шрамов. Рэндольф и правда был похож на один из своих клинков — полный стремительной и певучей силы. Даже сейчас, когда он лежал обнаженный, полностью отдавшийся моим прикосновениям.

Пальцы скользнули вдоль шрама на груди — тонкий, чуть выпуклый, он обрывался немного выше светло-кофейного соска.

— Это было больно?

— Терпимо.

— А

почему ты не убрал его магией?

Я уже знала, что магия так может. Приведенный Рэндольфом маг так искусно поколдовал над моей спиной, что я, сколько ни искала, не смогла найти и следа от когтя гриска.

Он равнодушно пожал плечами:

— Не мешает.

— А почему на спине их больше?

На спине у него были сплошные рубцы. И не такие, как спереди, а толстые, чуть выпуклые.

— Я бы не хотел говорить об этом, Элисон.

Ну и ладно.

Я наклонилась, поцеловала его в плечо, пробуя кожу на вкус. Прошлась языком вдоль шрама, спустилась к съежившемуся соску. Как он это делал так, что я просто млела и таяла? Кусался, но не сильно?

Фэйри вздрогнул. Чуть напряглись мышцы, участилось дыхание. И мне это понравилось. Ужасно понравилось, что он — такой сильный в бою и такой беззащитный сейчас, со мной.

От него пахло полуденным лугом. И еще чуть-чуть мелиссой. Совсем не человеческий, но приятный запах. Я потерлась щекой о его грудь. Там, где не было шрамов, кожа у Рэндольфа была гладкая, без волос. И на подбородке тоже.

— А почему у тебя не растет борода?

Он улыбнулся своей особенной хорошей улыбкой:

— У всех фэйри не растет. Борода и волосы на теле только у людей.

— Ой… — я тут же подумала, что у меня и правда растут волосы на ногах. И в подмышках. Никогда не думала, что в этом есть что-то неправильное, а тут стало ужасно неловко. — Тебе неприятно, да?

— Приятно. Продолжай.

Я сначала не поняла, о чем он, а потом перевела взгляд на свою руку. Она как будто самовольно в этот момент поглаживала кубики пресса и, кажется, собиралась спуститься ниже.

— Я не про это, — сказала я, краснея. И продолжила, как он просил, обхватив пальцами напряженную плоть.

— Неважно, — простонал он. — Не останавливайся.

И не собиралась. Меня с головой захватили новые ощущения. Он чуть пульсировал, откликаясь на нажим моих пальцев, и я поразилась, какой он большой. Неужели вся эта… штука? Да, штука — помещалась во мне?

Его рука легла поверх моей, заставляя сомкнуть крепче пальцы. Фэйри двинул ее вверх и снова вниз, и я ладонью ощутила переплетение вен под тонкой кожей.

— Вот так. Так приятно, Элисон.

Наверное, я ужасная развратница, потому что его прерывающийся шепот отозвался в моем теле короткой сладкой судорогой внизу живота. Я двигала рукой, не отрывая взгляда от его расширенных зрачков, и до смерти хотела ощутить его сейчас в себе, внутри.

Словно угадав это мое желание, Рэндольф потянул меня к себе, заставляя лечь рядом. Поцеловал, чуть прикусив нижнюю губу, требовательным и нежным поцелуем. Потом перевернул на живот и вошел. Ворвался резко, вызвав восторженный стон.