Изнанка свободы
Шрифт:
Предыдущие трое или ничего не смогли понять про ошейник, или побоялись связываться с Элвином. Последний даже от денег поначалу отказался, так испугался. Но потом не устоял перед видом золотых соверенов. И хорошо. Так спокойнее. Я платила не за работу, которую он не сделал, за молчание.
Вот и сейчас туго набитый золотом Элвина кошелек висит у меня на поясе, ожидая своего часа.
От нечего делать я глазею по сторонам. Эта комната не похожа на лабораторию в башне. Здесь нет посуды тонкого марунского стекла — колб, реторт, горелок, нет аптекарских весов с крошечными
— Ритуалы нужны человеческим магам, — сказал как-то Элвин. — все эти пентаграммы, травки, жертвы, руны… Моей силы хватает, чтобы обходиться без них.
— Леди, — маг прервался, не дочертив круг, и я вспоминаю его имя — Дориан. Дориан Таф.
Оно ему не подходит. Слишком величественное для простого, крестьянского лица. Но имя и внешность не выбирают.
— Нужно войти внутрь, пока я не закрыл фигуру.
Вхожу и наблюдаю за его работой. Он заканчивает чертить руны и теперь отходит к столу, чтобы смешать травяной сбор для курильницы. Запах жженых трав напоминает о неприятном — храм Черной Тары, где я впервые убила.
Там пахло иначе. А все равно похоже.
Томительная тишина, ожидание. Я бестолково мнусь с ноги на ногу, смотрю, как дым стелется по полу, собирается причудливыми фигурами. Раньше испугалась бы такого зрелища. Или изумилась. Смотрела бы во все глаза, не отрываясь.
Дым и дым. Подумаешь, чудо.
Маг наводит лупу и простирает руки в мою сторону. Свечи по краю круга разом вспыхивают зеленым.
Зря я пошла к человеческому магу. Он не справится, надо было сразу к фэйри.
Но если справится…
Сегодня ночь Большой игры и Элвина не будет до утра. А дома все готово к побегу. Золото. Драгоценные камни. Собранные сумы с одеждой. Седой парик и грим — я наловчилась с его помощью рисовать морщины, не отличишь от настоящих.
И даже прощальное письмо. Я переписывала его дважды начисто, и каждый раз портила слезами. Сама не знаю, почему мне так важно было его оставить. И почему так больно было писать.
В письме я просила не преследовать меня. Знаю, что зря. Элвин не захочет терять игрушку. Все равно будет меня искать, но это не важно. Я все продумала. Завтра с постоялого двора «Последняя кружка» уходит купеческий обоз в Анварию, и у меня выкуплено место на подводе до Братсмута. Самая опасная часть пути, в ней я уповаю только на маскировку.
Из Братсмута идут корабли. Вдоль побережья Анварии, огибают Эль-Нарабонн и через пролив Никкельхольм входят в Срединное море.
Разенна, Лувия или на юг, в Тамери? Или осесть в одном из мелких горных княжеств? А может сменить корабль, пересечь море и отправиться дальше, через пролив Слез? Туда, где кожа людей смугла, словно хорошо пропеченный хлеб из ржаной муки…
Туда, где мой заботливый, мой деспотичный хозяин не найдет меня никогда.
Я буду ложиться спать, вспоминая голубой лед его глаз и насмешливое «сеньорита», и вздрагивать, услышав северный акцент. И, наверное, иногда плакать в подушку и думать, что свобода
Знаю, если все получится, я еще не раз пожалею об этом. Я не хочу уезжать!
Но я не согласна быть рабыней!
«Фамильяром», как он любит говорить.
Кем я могу стать в его жизни? Одной из многих женщин? О да, он хотел бы этого, никаких сомнений. Его настойчивые попытки и магия ошейника сводят меня с ума. А сплетницы из числа фэйри уже донесли, что у него репутация хорошего любовника.
…и бабника. Не пропустил ни одного смазливого личика.
…что вообще такое «хороший любовник»? Разве от этой болезненной возни под одеялом можно получать удовольствие?
Не важно. Я слишком уважаю себя, чтобы становиться его игрушкой. Никогда не соглашусь на позорный статус любовницы, тем паче не соглашусь стать одной из многих женщин, домашним развлечением.
В Рондомионе у меня нет будущего. Элвин меня не отпустит и не научится всерьез принимать мои желания. Не позволит жить так, как я хочу.
Он всегда будет делать все по-своему. Им невозможно, совершенно невозможно управлять! Он совсем меня не слушает!
Прямо как отец.
Видят всемогущие, всеблагие боги, я не раз пыталась объяснить, как душит меня его самоуверенная, ласковая властность, убежденность, что он один лучше всех знает, что именно мне нужно.
Раньше я думала, что для женщины один путь — принадлежать мужчине. Быть женой, быть матерью.
Раньше.
Женщины фэйри — свободны. Вправе выбирать, вправе идти любым путем. Поняв это, я позавидовала им.
— Вы ни гриска не понимаете, сеньорита, — с досадой ответил Элвин, когда я пыталась говорить с ним об этом. — Люди куда свободнее, только сами запирают себя в темницы. А фэйри с рождения предназначены чему-то или кому-то.
Я не поняла его слов. Совсем.
Зато я поняла иное. Поняла, что никогда не пойму, чего я на самом деле хочу, пока он меня опекает. И ничего не добьюсь.
Навсегда останусь кошкой лорда Элвина.
Дориан все еще вглядывается в лупу и вдруг изумленно охает:
— Это же…
— Что? — его тон пугает меня.
Он не отвечает так долго, что я пугаюсь еще сильнее. Сидит, уставившись взглядом в одну точку, и шевелит губами.
— Что-то случилось?
— Нет-нет, — маг резко вскакивает, и все его движения становятся суетливыми. Он подбегает к шкафу и начинает копаться в нем.
— Сможешь снять это?
— Дда… думаю да, леди. Не двигайтесь! — я покорно замираю после его резкого окрика, а маг выныривает из шкафа, сжимая в руках блестящий диск. — Видите отверстие?
В центре диска дыра, вокруг дыры — кольцо. Черное, как мертвый глаз Тильды.
— Смотрите в него. Очень внимательно.
Дориан раскручивает диск. Тот блестит, переливается радугой и серебром, словно летнее солнце играет в родниковой воде. Радужная пленка стекает с краев в центр диска, падает серебристыми каплями в черную дыру.
И я соскальзываю за ней в бархатную, беспамятную тьму.
Элвин
Последние три дня високосного года — особенные для обитателей Изнанки Рондомиона.