Изнанка
Шрифт:
Верховые переглянулись. У обоих на лычках поблескивали пятерки.
– А по табелю? – устало и вальяжно спросил один из них.
– Слышь, ты по табелю – в каком месте? – хорохорясь, обернулся гиббон с неправильным прикусом.
– В заднем, – буркнул Валера.
– Вот! – пожаловался мент. – Я ж говорю, ругается. И топчет еще...
– Пришлый же... – вякнул кто-то из толпы. – Засадит еще свое...
И вдруг до Рысцова доперло... Он, Валерий Степанович Рысцов, спятил. На сердце сразу полегчало, отпустило дурацкое чувство тяжести, и абсурд обернулся
Ха.
Нет, не так... Ха-ха-ха!
Рысцов сначала коротко хохотнул, а через секунду заржал в полный голос, свалился на траву и принялся кататься. Праздные зеваки перестали улыбаться и смотрели теперь на него с неподдельным ужасом, мент озадаченно почесал затылок и насупился, а лошади испуганно попятились, получив в бока горнолыжными шпорами...
В кутузке пахло хлоркой, грошовым хозяйственным мылом и бомжом. Стены тесного кубического помещения были обклеены светло-зелеными моющимися обоями, косые лучи солнечного света пробивались сквозь толстую паутину решетки и падали на каменный пол, образуя замысловатый узор. В камере наличествовали рукомойник, параша и нары, на которых и приютился, свернувшийся клубочком, источник неприятного запаха.
К сожалению, Валера обманулся в своих догадках – все-таки с ума сошел не он, а окружающий его мир...
На Таганке явно уязвленные в лучших чувствах всадники повязали Рысцова быстро и профессионально – набросили капроновую сеть и упаковали словно куропатку. Перебросив через седло, они доставили его в высокое хмурое здание на углу Абельмановской, в котором раньше располагалось фешенебельное казино. Здесь Валеру, поносящего весь белый свет и пытающегося объяснить, что он торопится на встречу, раздели, окатили из брандспойта, запихали в грубую хламиду цвета охры, коловшую все тело, выдали тапки и без лишних комментариев впихнули в одиночную камеру. К сладко сопящему бомжу.
В голове все перепуталось... Какие-то ходки, топтание газонов, «когда сажал?» – чертовщина полнейшая...
Рысцов подошел к железному умывальнику и попытался провернуть барашек. Шиш. Кран был заварен наглухо. Скоты! Бинты еще намочили, пожарные недобитые! Он снял с ноги тапку и со злостью саданул ею в тяжелую дверь. Тапка глухо дункнула и отлетела прямо в бомжа.
– Чего ты бросаешься? Люди спят, между прочим... – пожаловался тот.
Он еще и разговаривает, надо же. Совсем прелестно... Валера прислонился к стене и прикрыл глаза, приводя нервы в порядок. Ребята ведь ждут его, болвана! Не мог спокойно до станции дойти, обязательно нужно было приключений на свою задницу сыскать! Дубина!..
– Чё кручинишься-то? – поинтересовался бомжик, вскидывая из вороха тряпья лохматую голову.
Рысцов одарил его презрительныи взором, промолчал.
– Топтал? – не унимался тот.
– Еще как! – мстительно усмехнулся Валера. – Отдай тапку.
Бомж приподнялся и неожиданно ловко уселся на нарах, скрестив ноги по-турецки. Бросил тапочку в его сторону.
– Смелый, значит, –
– А за что сидишь тогда?
– На посадку не выхожу. Бойкотирую вроде как.
Рысцов обулся, мрачно фыркнул и проговорил:
– Слушай, отец... Я давно в эсе не был, уж больше месяца. Можешь в двух словах растолковать, что здесь творится?
Бомж уставился на него с неподдельным интересом. Извлек из тряпья чинарик и спички, задымил, разбавляя и без того дерьмовый запах неподражаемым амбре дешевого табака.
– Так ты пришлый? – спросил он.
– Что значит «пришлый»?
– Ну то и значит. Пришел только что из реальности. Заявился в Центр сна и – оп-ля! – уже тут.
Кхыкнув, Валера сказал осторожно:
– Я не через Центр. Из-под обычного С-визора...
Бомж поперхнулся затяжкой и округлил глаза.
– То есть как из-под обычного? А ты в курсе, что нынче это запрещено – в города на траве приходить не через Центр. За такое можно и в изнанку загреметь на пару лет!
– И что с того? Я сшиз.
– Да тут каждый встречный-поперечный – сшиз. Так захлопнут, что забудешь, как звали!
– Ну не знаю даже... У меня третья категория все-таки.
Бомж снова поперхнулся. Затушил бычок.
– Ты вообще соображаешь, что говоришь? А вдруг я стукло? Вот возьму сейчас и шепну вертухаю...
– Я тебя по нарам размажу, пикнуть не успеешь, – предупредил Рысцов, напрягаясь.
Старикан засопел и махнул когтистой клешней, дразнясь:
– Я да я, да жопа не моя... Коли такой продвинутый, что ж ты не сказал этим псам сразу? С третьей категорией должность в конторе можно очень теплую заполучить. Заливаешь, голубчик. Или сам – пес подсадной. Только ты имей в виду, мне терять нечего – сошлете в изнанку, удавлюсь. Сами же хлопот не оберетесь.
Он нахохлился и выпрямил ноги.
– Никакой я не подсадной, – обиделся Валера. – Я и правда не понимаю, что тут происходит. В какой конторе должность-то?
Бомж недоверчиво скосил на него глаза из-под спутавшихся косм. Подозрительно вопросил:
– Да ты что, и впрямь ничего не знаешь о городах на траве?
– Ничегошеньки, – честно признался Рысцов.
– Ну и ну... в тайге, что ль, жил все это время... – пробубнил бомжик себе под нос, досадливо покачивая головой. Вдруг он встрепенулся: – Курить есть?
Валера пожал плечами и развел забинтованные ладони. Старикан поник, но тут же вновь воспрял духом и даже вскочил с нар. Обличительно ткнул когтем в него и прогнусавил:
– А если ж ты из-под С-визора, да еще и с третьей категорией, зачем псам сдался? У них шестые, максимум пятые... Да ты б их одной левой раскидал! Ай заливаешь!
– Хм... Не знаю. Не подумал как-то... – стараясь придать голосу искренности, ответил Валера. На самом деле он не мог раскрыться по пустяку – таков был уговор с остальными ребятами. Да и профессор предупредил, чтобы он зазря не светился до поры до времени и силы не расходовал.