Изолятор
Шрифт:
1969 год: пересадка почки от обезьяны человеку. Пациент прожил пять дней.
1971 год: пересадка двум пациентам почек свиней. Один прожил две недели, второй – почти месяц.
1979 год: пересадка поджелудочной железы свиньи. Пациент прожил восемь дней.
1986 год: пересадка ребенку сердца обезьяны. Пациент прожил две недели.
И так далее, и тому подобное. Операции становились все сложнее, а пациенты жили все дольше. Успехи казались поистине поразительными.
1998 год: пересадка почки свиньи. Пациент прожил три месяца.
1999
2001 год: пересадка почки свиньи. На момент издания данной книги пациент еще жив.
Продолжая листать книгу, я остановился на главе, написанной самим Фальком и озаглавленной «Случай эксперимента на человеческом материале в области ксенотрансплантации». Очень интересно. Во введении к основному тексту сообщалось в числе прочего, что статья представляет собой вариант доклада, изначально представленного на заседании секции хирургов-трансплантологов в середине 90-х годов. Причем выступление вызвало бурю споров и возражений. Едва углубившись в чтение, я сразу понял почему.
Пафос статьи заключался в том, что пришло время «строго и в условиях серьезного научного контроля исследовать перспективы ксенотрансплантации». Для доктора Фалька «строгое исследование в условиях серьезного научного контроля» означало пересадку органов животных больным, мозг которых уже умер, и последующее наблюдение за развитием событий. Автор, в частности, писал:
«Пересадка почки свиньи здоровому в иных отношениях человеку и наблюдение заданным реципиентом в течение всего лишь одного дня предоставит более релевантные данные, чем осуществление тысячи пересадок приматам и наблюдение за ними в течение целого года». Ученый предполагал просить близких тех пациентов, мозг которых уже умер – в частности, пострадавших в автомобильных катастрофах, – разрешить использовать их тела в научных целях.
Невольно вспомнилась видеозапись: насилие над находящейся в коматозном состоянии женщиной. Бог мой!
Вернувшись к компьютеру, я снова занялся поиском статей Отто Фалька. Меня интересовало все, что он написал относительно клинических опытов с использованием трансплантации. Не приходится удивляться тому, что я не нашел ровным счетом ничего. Единственное, что удалось прочитать, – это отчеты об отдельных случаях пересадки больным людям и нескольких опытах на животных. Однако меня очень заинтересовало, имеют ли проводимые фирмой «Трансгеника» опыты на людях какое-нибудь отношение к пациентам с погибшим мозгом. Если Фальк проводил свои исследования совместно с этой компанией, это означало, что он вполне мог скрывать свои успехи под видом соглашения о неразглашении тайны. Даже отношения с Управлением по контролю за продуктами и лекарствами вполне можно было держать в узде.
Время было позднее, а мне предстояло еще кое-что выяснить в больнице, пока оттуда все не разошлись. В частности, очень хотелось поговорить с кем-нибудь из медиков, не понаслышке знавших, что происходит в этом царстве. Может быть, нам удастся достичь взаимопонимания?
61
– Не подскажете ли, как найти эпидемиолога? – вежливо обратился я к сидящей за столом в главном фойе пожилой чернокожей леди в фантастически яркой
Казалось, вопрос на секунду ошарашил ее; возможно, она пыталась решить, какую именно страшную жалобу намеревался я изложить эпидемиологу. Придя в себя, экстравагантная особа выудила из-под стола увесистую книгу. Несколько минут ушло на выяснение номера кабинета и номера телефона. Цифры она нацарапала на небольшом клочке бумаги.
Потом показала направо:
– Вам вот в это крыло. Кабинет где-то там. Я никогда там не была, так что придется спрашивать по пути.
Да, истина медицины заключается именно в этом: ориентироваться в больницах невозможно. Я перевидал их уже множество и пришел к выводу, что все их спроектировал один и тот же сумасшедший или по крайней мере его архитектурная фирма. А еще не надо забывать, что в этом здании я человек новый, так что не в состоянии с закрытыми глазами отличить хирургическое крыло от инфекционного.
Чтобы найти кабинет эпидемиолога, мне потребовалось десять минут и столько же уточнений и вопросов, правильно ли я иду. Он оказался в стороне от главного коридора, в лабиринте узких переходов и закоулков. Удивительно, но доктор оказалась на месте, а дверь была широко открыта. Я постучал о косяк, и Элизабет Перри, доктор медицины, не отрывая взгляда от компьютера, ответила:
– Да?
Я представился. Магическое словосочетание «Центр контроля и предотвращения заболеваний» возымело действие: доктор даже прекратила стучать по клавишам компьютера.
– Какие-то проблемы?
– Нет, – ответил я. – По крайней мере, я на это надеюсь.
Перри, крупная женщина с очень хорошей кожей и безупречной прической, приняла выжидательную позу.
– Чем же могу быть полезна?
– Насколько я понял, в вашем госпитале находится несколько коматозных пациентов или пациентов в вегетативном состоянии…
Я не стал договаривать в надежде, что она сама дополнит детали.
– Да, – ответила Перри, явно не собираясь ничего дополнять.
– И где же они размещаются?
Вопрос, казалось, несколько ее смутил, но вовсе не потому, что она не смогла его понять; скорее, ее удивила его глупость.
– Извините, но я не очень вас понимаю. У нас здесь лежат пациенты с различными разновидностями комы. В лечебном отделении…
– А как насчет пациентов, находящихся в устойчивом вегетативном состоянии?
Меня интересовало именно это. Так называемое УВС – это вовсе не то же самое, что кома. Если говорить строго, его можно определить как «бодрствование без сознания». На языке непосвященных это означает, что у больного отсутствуют почти все функции мозга, за исключением нормального цикла сна и основных рефлексов.
– Если пациенты находятся в данном состоянии, то мы, как правило, отправляем их в отделение долговременной терапии.
– А в настоящее время у вас есть подобные пациенты?
– С какой целью вы все это выясняете, доктор?…
– Доктор Маккормик.
– Доктор Маккормик. Извините меня за рассеянность. Дело в том, что вы застали меня в самый разгар борьбы с небольшим пожаром. В прошлом месяце в кардиологическом отделении произошла вспышка краснухи, так что можете представить, сколько бумажной работы это повлекло за собой.