Изумрудный Армавир
Шрифт:
Нет. Точно засверкала.
Когда новая искра приблизилась к колечку из шести новорожденных фибр, она уменьшилась в размерах, притушила свечение и устроилась на своё место в центре. Как будто всегда там была.
— Начинается. Готовьте Головастика, — отдала новую команду Кармалия.
Амвросия поднесла и положила Александра рядом со спавшей душой и отошла в сторону. Я откуда-то точно знал имя этого женского мира. Да… я всех теперь знал поимённо! И то, что разбитоколенная оказалась Кристалией. И Талантию. И всех братьев-миров, присутствовавших здесь и сейчас. А их прибавилось. Сначала было
Семёрка фибр покружилась-повертелась, будто привыкая друг к дружке, а потом влетела в мою душу. Крепко так влетела. Со звуком.
«Не пробила бы насквозь», — подумал я, но вспомнил, что после вылета этой семёрки со старой искрой, душа так и осталась объёмной, а не сдулась, как я опасался.
Душа неожиданно встрепенулась, пошевелила руками, ногами, а потом встала во весь трёхэтажный рост.
— Проснулась? — спросила её Кармалия, но душа ничего не ответила.
Она еще подвигалась, поприседала, а потом на её груди появился целый калейдоскоп из портретов Александра Головастика. На них он то был серьёзным и сосредоточенным, то корчил смешные рожицы, то просто улыбался.
Одну такую рожицу с ехидной улыбкой и выбрала душа из всего множества лиц. Выбрала и перенесла с груди себе на лицо. Теперь уже сама начала улыбаться над всеми нами, вмиг оживив этот портрет.
Трёхэтажная душа кивнула Кармалии, подавая знак, что проснулась и готова продолжить службу.
— С Богом, — выдохнула мировая мамка.
Душа взлетела над твердью, снова показавшись мне белой птицей, но крыльями-руками размахивала недолго.
Снова сделавшись плоской и какой-то бесформенной, она начала скручиваться и складываться. Складываться и двигаться, как бесконечная лента Мёбиуса. Сверкать, скручиваться, скользить между собой же, и складываться, складываться, складываться. Складываться пока не стала размером с небольшой арбуз. Сверкавший, переливавшийся, бесконечно двигавшийся сам в себе.
«Вот как ты выглядишь, Душенька. Не пар, не дым, не туман. Бесконечная, светящаяся, двигающаяся живая душа», — подивился я новому открытию.
А душа прицелилась, примерилась, и влетела в лежавшего на тверди Головастика.
* * *
В один миг всё вокруг нас стало прежним и будничным. Небо белым и мутным. Я угловатым и колючим ёжиком. Кармалия мамкой. Правдолюб учителем труда. Миры – мирами-мужиками. Сёстры их тоже стали серьёзными и сосредоточенными. Всё Небытие начало возвращаться в обычное повседневное состояние.
Кармалия подхватила Головастика и понесла на руках, как маленького котёнка. Я засеменил следом, не зная, куда себя деть. Пики Кавказа ожили и начали подниматься из футбольного поля, растопив стеклянную лаву над своими главами, а у школы-стиралки принялись отрастать новые верхние этажи.
Оскариусы высыпали на поле, равномерно разбрасывая коконы с консервированными фибрами. Миры начали расходиться по своим домам или орбитам, а с нами остались лишь Скефий и Талантия.
— Бери ребёнка. И помни мой наказ, — строго сказала Кармалия и отдала Скефию Головастика.
Скефий, получив сувенир, зашептался с сестрой и поторопился исчезнуть.
— Готов вернуться? — обратилась Кармалия ко мне.
— На всё
— Тогда иди ко мне. Занимай своё место поближе к сердцу.
С этими словами Кармалия сорвала с груди часть платья, а может, даже тела. Я увидел такую же живую трепетавшую душу мамки миров. Она тоже переливалась ярким золотым светом и бесконечно двигалась. Точь-в-точь, как человеческая.
— А я своими осколками вас не пораню? Может мне… — начал я колебаться.
— На то ты и дитя родное, чтобы ранить мамку не куда-нибудь, а в самое сердце.
И я, как был остроугольным ёжиком, так и влепился в свою душу. Вернулся почти десять лет спустя. Когда, интересно, я к Александру попал?..
Ах, да. Когда тот показал сыну и мне пару малюсеньких кукишей.
* * *
Когда я выяснил факт подмены самой главной душевной искры, прошло много времени. Именно из-за неё на мою долю выпали такие сногсшибательные приключения, что… ни словами сказать, ни фломастерами нарисовать. Новая искра оказалась пропуском в «командировочную» параллельную галактику Млечный Путь. А вот многоуважаемый Виталий Правдолюб только прикидывался Маркарычем, а сам… Но об этом расскажу, когда наступит время поведать о высшем галактическом начальстве – о всемогущих Архитекторах Вселенной.
Кстати. С некоторыми из них я, будучи в мороке, пытался посмотреть фильм «Кармалия и её традиции». В «Родине» дело было.
На чём я остановился? Ах, да. На возвращении из бедовых миров второго круга. Из моей временной взрослой жизни. Эх…
Глава 6. Пробуждение с перерождением
— Вставай. Школу проспишь. Выходные уже кончились, — нежно разбудила меня мама. — Скоро уже Оля за тобой зайдёт, а ты ещё не умывался.
— Какая ещё Оля? — взбунтовался я спросонья и попытался вспомнить вчерашний день.
— Соседка. Одноклассница, — было мне ответом, от которого подпрыгнул, как ошпаренный.
— Чур меня! — взвизгнул, будто получил звонкую оплеуху за какой-нибудь проступок. — Я же дома. В мужском мире. Никакими одноклассницами никогда на нашей улице не пахло. Или теперь пахнет? Тумана нужно спросить. Или душевный разговор…
В один прыжок долетел до зеркала и уставился в него, не сразу осознав, что на меня глазело девятилетнее, а не взрослое, отражение.
«Я вернулся?.. Может… я давно уже вернулся? Или… Какая тогда Оля? Соседка по парте? А куда Танька делась? И зачем бы этой Оле… Так. Что-то я сам не свой. Или опять в мороке?» — спрашивал я себя и сам себе из зеркала кивал: «Да. Нет. Не знаю. Нет. Не знаю. Нет».
— Значит, душа на месте, а я сплю? — спросил я у зеркала.
— Нет, — покачало головой отражение.
— В чужом мире?
— Нет.
— Скефий шутит?
Не успела душенька хоть как-нибудь кивнуть, как в лицо влетел ком мягкого рыхлого снега.
— Не шутит! — ужаснулся я и отскочил от «разговорчивого» зеркала.
«Это что же с миром случилось? Заболел? Заразился от сестёр девчачьими страданиями? Соседку какую-то завёл, как хомячка. С бантиками, наверное. А красивая она, интересно?.. Какая разница!» — прервал я невесёлые раздумья и поплёлся к рукомойнику.