Изумрудный Армавир
Шрифт:
Когда вскочил с кровати и осмотрелся по сторонам своей комнаты, сообразил, что угодил в очередной морок, потому как, всё было незнакомым и странным. Стены из красных кирпичей безо всякой штукатурки, окошки с поперечной рейкой посредине, занавеси с аляповатыми цветами, стулья с чудными спинками, раскладной столик, дверь в коридор тёмно-красного цвета.
«Что-то подобное видел на заграничном блошином рынке», — подумал я о столике, стульях и двери.
— Потому что ты способен на большее! Жду от тебя оценки не ниже десятки. Иначе, наймём тебе репетитора, — заявила родная мама и
Услышав о девочках, я так и подпрыгнул. Разумеется, от радости. «Точно. Морок. Причём, самый что ни на есть голландский. Вот Скефий учудил… Чтобы…
Не успел сообразить, для чего родной мир устроил нидерландскую обструкцию, как мама вцепилась в мою давно не стриженную шевелюру и соорудила на ней пару хвостиков-рогов, которые пришпилила заколками, а сверху получившегося безобразия повязала… Нет, не бантики, слава Богу, а тёмно-синие ленточки шириной не больше пары сантиметров.
Сопротивляться было бесполезно, это я знал точно, поэтому решил просто плыть по течению, и озираться по сторонам, чтобы хоть что-нибудь запомнить на будущее. А со временем обязательно отомстить и Скефию, и маме с её косичками и настоящим синим мужским галстуком.
Через минуту я «впрягся» в голландский ранец и выпорхнул из морочного двухэтажного домика на чересчур узенькую улочку, на другой стороне которой торчали точно такие же двухэтажные строения с высокими треугольными крышами, покрытыми линялой черепицей.
— Вот ты какая, морочная Голландия. Я же вместе с Димкой по точно такой улице до вокзала ходил, — напомнил себе недавние приключения и хотел уже пробежаться в сторону школы, но не вспомнил, в какой она стороне.
Осмотревшись увидел, как целая орава девчонок-одноклассниц шагала от улицы Sovjetleger в мою сторону. Все meisjes были в синих юбочках «плиссе» и таких же синих жакетах, надетых на белые блузки, с розовыми бантами на шеях.
Насчитав дюжину Наташек, Люб, Ирок и Маринок, я неуклюже отвернулся от одноклассниц и пошагал навстречу ontwaken, которое по-русски пробуждение.
* * *
Наутро следующего дня проснулся ни свет, ни заря, покумекал над ночным кошмаром, который не смог вспомнить, и побежал на улицу умываться. Такого в октябре со мной отродясь не случалось, но это меня не остановило. Теперь я уже был не простым десятилеткой-малолеткой, а самым настоящим путешественником по вселенной.
Представив себя совершенно другим человеком, другим ребёнком, я неистово заплескался под холодной струёй, вытекавшей пока не из внеземного водопада, а всего лишь из дворового крана.
Подросший Туман покосился на меня с явным космическим подозрением, но сразу же спрятался обратно в своё просторное жилище, не выказав никаких собачьих эмоций.
— Культурно, — похвалил я несмышлёныша, которого пока на цепь не сажали из-за его крошечного размера, и пулей влетел обратно в дом.
Мама подала мне полотенце, не обратив на разительные изменения в сыночке никакого внимания. Я вытерся, потом вспомнил о зубной пасте и
Потом был завтрак, переодевание в форму и проводы в школу. Провожала… опять мама. Она была на больничном с Серёжкой, поэтому я каждый день был накормлен, наглажен и вовремя выпровожен из дома.
— Здравствуй, соседка-кокетка, — приветствовал я Оленьку и бодро пошагал рядом в дальний путь к своим старым друзьям-товарищам и новым знаниям об окружавшем мире с точки зрения учебников третьего класса средней школы.
«Скорее бы разобраться с уроками и рвануть… А куда? К кому? К Феонию и Мелокию? Может, в Голландию? А на кой? Или почту братьям отправить, и всё? Назначить дату, время, и подождать их? Или прямо сегодня после уроков рвануть и похвастаться своими “неограниченными” способностями?» — вот так, размышляя о плане обучения посредническим премудростям, я и доковылял до самой школы.
Когда после звонка на урок все мои одноклассники вошли в здание двухэтажной обители, которую почему-то хотелось обозвать Консерваторией, я открытым текстом обратился к родному миру:
— Можно мне сегодня прогулять? Только так, чтобы всем показалось, что я целый день был в школе и учился наравне со всеми?
Скефий выдал тёплое одобрение, и я сразу же попросился в Мелокий.
— Тогда закинь меня к брату Мелокию. Десятому вашему и четвёртому нашему, — уточнил, на всякий случай.
В глазах замелькало, но уже без молний, а простой темнотой и светом, и я оказался в школьном дворе Мелокия.
— Здравствуй, мир Мелокий. Сокрой меня и своего Александра, пожалуйста, от глаз. Я здесь с разрешения твоего брата Скефия.
В лицо задуло теплом, и я, уже ничего не опасаясь, перешагнул порог школы.
— Привет, братишка, — поздоровался я с Александром четвёртым, который выпучил глаза, будто увидел синего гуманоида, а не родного командира. — Мы сокрытые. Я учиться к тебе явился. Принимай.
— Д-двенадцатый? — затрясся начальник первой четвёрки и отодвинулся в сторону, уступая мне немного места за своей партой.
— Двенадцатый, двенадцатый, — подтвердил я свой командирский номер и уселся на краешек парты. — Что-то ты квёлый сегодня. Ты же, вроде как, мой заместитель. Зубастее должен быть. Злее.
Что-то меня отвлекло, поэтому не сразу сообразил, что ответил четвёртый братец, который в тот момент показался совершенно незнакомым ровесником.
Глава 9. Сопротивление галактическому прогрессу
— Я от неожиданности такой, — втолковывал мне братец, и я, наконец, вернулся к насущным делам. — Ты же неделю на карантине был, поэтому не чаял, что явишься в гости.
— Мир номер четыре, освежи-ка его буйную голову. Да так, чтобы и другим досталось. А то он карантины какие-то придумал, — обратился я к Мелокию.
В то же мгновение в лицо четвёртого влетел снежок, разлетевшийся на весь класс, и осыпавший снежинками соседей-одноклассников. Все вокруг начали отряхиваться от снежных осколков, сметать снежинки с учебников и тетрадок, но ни на сам снежок, ни на меня с Александром, никто внимания не обратил.